Это был единственный способ, которым Гаспаро мог выразить свою любовь к ним. Иначе он не умел. Как же можно было отказаться?
— Благодарю вас, отец, — сказал Сандро, вставая.
Дон Гаспаро проводил его через шумную контору до выхода, а на прощание сказал:
— Кланяйся своей невесте. И передай, пожалуйста: если она все же надумает продавать палаццо, я с удовольствием куплю его для своего сына!
— Спасибо, папа, — рассмеялся Сандро. Оказывается, от старика ничего не укрылось! — Я скажу ей, но не исключаю, что она пожелает подарить мне его в обмен на это кольцо.
“Или отдать просто так”, - подумал дон Гаспаро. В своей жизни он не встречал женщины более бескорыстной, нежели госпожа Милорадова.
Сандро попрощался с отцом и поспешил в порт. Благо идти было недалеко. До полудня оставалось чуть больше часа.
Женщина, бредущая в полном одиночестве по корабельной пристани, невольно обращает на себя внимание мужчин. Нина шла и не замечала, что ей кланяются хорошо одетые синьоры, провожают глазами грузчики и откровенно разглядывают рыбаки. К ней подскочил малолетний продавец сладостей, но и его она не заметила. Она искала Сандро.
Ее внимание привлек звонкоголосый мальчик, распевавший что-то очень знакомое под большим деревом, чуть ли не единственным в этой части порта. Да это же Моцарт! Ария Керубино! Нина остановилась под цветущей магнолией, заслушалась. К сожалению, больше ничьего внимания уличный певец не привлек. Все спешили по своим делам, никто не желал отвлекаться на такую обыденную вещь, как поющий мальчишка. В шляпе, лежавшей на земле, было пусто.
Певец, обнаружив, что у него появилась публика, старался изо всех сил. Как только ария кончилась, он сразу же начал другую.
Это была та самая песня, что пел Сандро на празднике шелководов. Теперь Нина могла дать голову на отсечение, что он сам ее написал. Его манера, его душа, его музыка!
И его голос:
— Скажи, пожалуйста, почему ты не на корабле?
— Сандро, милый, не бери денег из приданного! — бросилась она к нему. — Я не хочу никуда ехать! Давай останемся дома и обвенчаемся поскорее. Я не хочу больше ждать!
Она стала сбивчиво объяснять ему, почему нельзя обделять Мару, а под конец высказала свой самый главный аргумент, который, как ей казалось, удовлетворял всех:
— Можно отложить поездку на следующий год! Когда будут деньги!
Как Сандро и предполагал, она понятия не имела о том “подарке”, что он обнаружил вчера у себя дома.
— Деньги уже есть, — он, наконец, смог вставить слово, — вчера мне заплатили за работу. Я хотел тебе сказать, но не застал дома. А отложить поездку мы не можем, потом дети не пустят!
Нина вспыхнула, когда до нее дошел смысл последних слов, она устыдилась того, что сама об этом не подумала. Дети! Действительно, путешествие откладывать нельзя. Сандро хорошо знает, о чем говорит, ведь он уже через это прошел!
— Но как же тогда венчание? — растерянно спросила она. — Нам никак не успеть до отплытия!
Мальчишка допел песню и теперь стоял рядом с Сандро и Ниной, держа перед собой шляпу, которая была бы ему явно велика.
— Скажи-ка мне, дружочек, кто написал ту песню, что ты сейчас пел? — спросила Нина.
— Никто, синьора, — ответил мальчишка, — она народная, у нас все ее поют.
— А предыдущую, “Сердце волнует”?
— Тоже никто. Я только народные песни знаю.
— Вот как… — задумчиво произнес Сандро, опуская в шляпу золотой.
Мальчишка умчался с радостным смехом. Он, наверное, никогда еще так много не зарабатывал.
— Поздравляю вас, маэстро, — тихо сказала Нина, — вы попали в превосходную компанию.
В благодарность за эти слова он поцеловал ей руку и сказал:
— Пойдемте, синьора. Ни вы, ни я не хотим ждать, но придется. До Стамбула!
Стамбул был единственным портом, в который “Борисфен” должен был зайти по пути в Севастополь.
Часть четвертая
“Борисфен”
“Борисфен” доставил в Геную интереснейшие новости, получить которые обычным путем Милорадов смог бы разве что через неделю.
Пятого апреля состоялась коронация императора Павла. В этот же день были опубликованы Указы его величества о престолонаследии и крепостном крестьянстве.
Первым предписанием новый император отменял произвол в назначении царского преемника, введенный Петром I и устанавливал очередность в наследовании престола. Также “Учреждение об Императорской фамилии” определяло порядок содержания лиц царствующего дома, отводя каждому из них особое удельное имение, и указывало, как ими долженствует управлять.
Другой указ запрещал помещикам использовать крестьянский труд по воскресным дням и вообще, советовал ограничиваться трехдневной барщиной, дабы благосостояние российского крестьянства увеличивалось.
Права высших сословий значительно сокращались. Ряд привилегий, жалованных ранее дворянству, утрачивал свою силу. Так, например, убийство собственного крестьянина отныне преследовалось по закону. Но наиболее возмутительной Сергею показалась отмена свободы от телесных наказаний. Получается, что теперь любого дворянина можно выпороть за малейшую провинность, как последнего холопа?!
С первым указом все было ясно. Не желает император Павел допускать дворцовых переворотов, подобных тому, что угробил его батюшку. Но при этом не учитывает, что и среди прямых царских наследников найдется не один, считающий себя более достойным восседать на престоле. А уж героев, подобных братьям Орловым, отыщется превеликое множество!
Второе же повеление вызвало у Милорадова приступ ярости.
“Ах, радетель ты наш! — думал он, перебегая из одного угла своего кабинета в другой. — А о нас ты подумал? О нашем благе ты что ж не печешься?! Иль думаешь, холопы тебя поддерживать будут, когда весь мир против твоей глупости восстанет?”
Нет, определенно, не нравился ему новый император. Не нравился и пугал. Уж слишком оказался непредсказуемым. При Екатерине все было куда правильнее и понятнее!
Последние недели перед отъездом Сергею и вверх некогда было взглянуть. Болезнь Киселева, случившаяся так некстати, загрузила его сверх меры. Ему не только не пришло в голову поинтересоваться, кого графиня выбрала себе в сопровождающие, он вообще почти не видел Нину в эти дни. Нина сообщить ему о помолвке тоже не успела. У нее были свои заботы. Она ждала возвращения Сандро и покупала подарки для кузин и племянников. Киселев каким-то образом проведал обо всем и рассказал Антонеле, но той тоже было некогда делиться с Милорадовым, она занималась обустройством собственного счастья, а сам Данила Степанович был болен. Ему уж вовсе было не до этого. Так что на “Борисфене” Сергея Андреевича ожидал огромный сюрприз.
В день отъезда, с утра, когда все переселенцы поднялись на борт и расположились в отведенном для них трюме, он, как и полагалось, выдавал им дорожные и кормовые. Несмотря на то, что у Милорадова было два помощника из команды, это заняло все оставшееся до отплытия время. Когда в трюме появился Харитон и доложил, что графиня уже на борту и желает сообщить нечто важное, Сергей только отмахнулся от него. Не любил он, когда ему мешали работать.
На палубу он поднялся незадолго до полудня и стал свидетелем следующей картины: графиня, Лоренцини с дочкой, Киселевы и капитан с помощником распивали шампанское за здоровье жениха и невесты! Нина Аристарховна светилась от счастья. Увидев Сергея, она взяла с подноса предназначавшийся для него бокал и направилась к нему:
— Ну, вот и вы, мой друг. Наконец-то! Выпейте за мое счастье! В Стамбуле мы с Алессандро обвенчаемся. Приглашаю вас быть у меня свидетелем!
Сергей, как во сне протянул руку, но, вместо того, чтобы взять бокал, внезапно оттолкнул его. Шампанское выплеснулось Нине на платье. От неожиданности она уронила бокал. Упав на палубу, он разлетелся на множество крохотных осколков, засверкавших на ярком солнце россыпью бриллиантов. Антонела громко вскрикнула, Мара закрыла лицо руками. Сандро метнулся к Нине и заслонил ее собой. Глаза его пылали от гнева. Нина судорожно вцепилась в его руку, одновременно ища защиты и удерживая от возможной ссоры.