Она предпочла Алессандро, в чем он, в общем-то, и не сомневался.
Сандро пожелал Нине доброй ночи, задул свечу и пододвинул спящую Мару к стенке. Улегшись рядом с дочерью, он мысленно произнес молитву и закрыл глаза. Конечно, Мара спит так, что у нее над ухом можно стрелять из пушки, но лучше об этом не думать…
Как приятно проснуться от поцелуя. И голос Нины на рассвете звучит прекраснее всякой музыки.
Смешно, но утро перед венчанием началось с дифирамба фон Моллеру:
— Я так рада, что Карл Иванович согласился быть нашим свидетелем! Он такой милый! Вчера сразу же примчался меня спасать! Такой красавец! Он мне нравится и Маре тоже.
— Это только потому, что вы не видели, каким неотразимым он бывает после полуночи.
Сандро не испытывал ревности к фон Моллеру. Помощник капитана, бесспорно, обаятелен, но абсолютно предсказуем, а значит, не представляет никакой угрозы. Милорадов куда опаснее, этот способен на неординарные поступки и к тому же дьявольски целеустремлен. Похоже, он считал Нину своей собственностью и теперь не намерен уступать. С ним всегда нужно быть начеку. Тем более, что с головой у него явно не в порядке. Измена родине! Нелепейшее обвинение в адрес женщины. Она что, дипломатический агент?
Сергей, не сомкнувший глаз всю ночь, на рассвете решил снова поговорить с Ниной. Как знать, может утром она будет разумнее, недаром ведь говорят, что утро вечера мудренее. Он уже протянул руку, чтобы постучать к ней, но его остановили голоса за дверью. Мужской и женский. Его и ее.
Так значит, Лоренцини осуществил свое право, не дожидаясь брачной ночи, и Нина этому не воспротивилась!
До самой последней секунды Сергей надеялся, что этого не случится. Она должна была понять, что значит для него! Она должна была вернуться! Он чувствовал себя так, будто его приговорили к смерти.
— Илья Тимофеевич, — прохрипел он, ввалившись в каюту капитана, — велите спустить шлюпку. Отправляюсь на “Минерву” и не ворочусь до самого отплытия.
На корвете ждет старый друг Петька, он все поймет, что-нибудь посоветует и не станет мямлить, как этот пьяница фон Моллер.
— А с колонистами что делать? Выпускать на палубу иль нет?
— Да как хотите!
— Это хорошо. Значит, выпускать не будем, но люк все же откроем, пусть трюм проветрится. Не звери мы все ж!
Красное платье сидит великолепно. Оно сшито тому два года, но сегодня Нина надела его впервые, будто специально берегла для этого случая. И локоны хороши, крепко завиты. Вот только лицо чересчур бледно. Это, конечно, от волнения. Нина похлопала ладонями по щекам, для румянца, но процедура мало помогла.
А вот Мару ничего не тревожит. Она чудо как хороша — в голубом платье и с локонами, такими же, как у Нины. Фон Моллер, явившийся за дамами, кланяется сначала Нине, а потом глаз не сводит с Мары. На что Нина укоризненно качает головой.
Карл Иванович вздыхает:
— Будь я чуть менее грешен, Нина Аристарховна, не задумываясь посватал бы вашу падчерицу, но теперь, боюсь, папенька ее свернет мне шею без всякой жалости. Потому только смотреть и могу! Или стоит попробовать? Как посоветуете?
— И не вздумайте, Карл Иванович, — смеется Нина, — непременно получится, как вы боитесь!
Мара вспыхивает от удовольствия и смущения, она прекрасно понимает шутки фон Моллера, потому что в ее присутствии он говорит только по-немецки. Она кокетливо улыбается ему и на палубе, и в шлюпке, пока они плывут к берегу.
Но Карл Иванович забыт, как только они оказываются у пристани. Рядом с Сандро стоит молодой мужчина. Мара никогда прежде его не видела, и все же ее сердце сжимается в предчувствии. Это он!
В растерянности она переводит взгляд на отца и понимает, что в этом деле ей придется справляться самой. Сандро не обращает на нее никакого внимания. Но, в целом, Маре и не нужна его помощь. Она понимает, что с ней случилось. Она этого ждала и знала, что все произойдет именно так: быстро, бесповоротно, с первого взгляда. Потому что только так это и бывает. У всех одинаково. Потом это чувство нужно будет вдвоем растить и лелеять, чтобы оно продлилось всю жизнь, но главное уже произошло. Они встретились. Возможно, он и сам еще об этом не догадывается, но она-то знает, что через несколько лет он протянет ей руку точно так же, как Сандро своей невесте.
Сандро представляет шафера. До полудня остается не более четверти часа, но и церковь здесь, совсем рядом.
Прохладный полумрак храма расцвечен разноцветными бликами витражей. Кто это, интересно, решил, что музыка во время бракосочетания звучит для новобрачных? Под страхом смерти Сандро не смог бы сказать, был ли в церкви орган. Пел ли хор? Исполнялось ли хоть что-нибудь и как? Он слышал только голос священника.
Слова клятвы и ответы. Фамильный бриллиант на тонком пальчике. Поцелуй, исполненный скромности, когда губы едва касаются губ. Поздравляю вас, синьора Лоренцини, я отдал вам все, что имел, вы получили меня в полное и безраздельное владение!
На ступеньках церкви Сандро вспоминает, что стамбульский день жарок. А рука его жены, которую он сжимает в своей, прохладна и стиснута в кулачок. Обручальное кольцо слишком велико ей, вот она и удерживает его таким способом. Это пустяки, любовь моя. Просто в море мне не встретился подходящий ювелир.
Ювелирную проблему Нина решает своеобразно. Она снимает кольцо с пальца, надевает на цепочку рядом с крестиком и опускает в вырез платья:
— Ты не возражаешь, Сандро, если я пока поношу его так?
“В ложбинке между грудей? Нисколько! Я даже завидую этому бриллианту!”
Команда “Альбатроса” приветствует новобрачных. Погрузка кофе окончена, но никто из экипажа не сошел на берег. Похоже, они не отделяют Сандро от дона Гаспаро и теперь приветствуют его, как молодого хозяина. Свадьба наследника на корабле! Кто же такое пропустит! По приказу Энрико на палубу выкатывают бочку вина. Гребцы с русской шлюпки тоже приглашены. А для гостей в кают-компании сервирован роскошный обед.
Фон Моллер удивлен. Такого он не ожидал. Если бригантина принадлежит Лоренцини, то что он делает на “Борисфене”? И выходит, графиня вовсе не так уж промахнулась. У Сережи-то бригантины нет!
А вообще, кто их разберет, этих итальянцев! Никакие правила для них не писаны! Вон, в Дарданеллах, перед самым носом у “Борисфена” кормой виляли без всякой боязни! Ни один нормальный человек не пошел бы на такой маневр в проливе. Но в вине и тонких блюдах толк знают. Водку с солеными огурцами кушать не будут. Европейцы, никуда не денешься!
Кто додумался налить ребенку вина? Сандро не заметил этого, и Мара успела выпить целый бокал. Вино было очень вкусным и вовсе не казалось хмельным. Потом она села на турецкий диванчик и задремала, сложив руки на коленях.
Солнце утратило силу и красным шаром повисло на западе. Пора отправляться на “Борисфен”. Фон Моллер должен вернуться на свой корабль к девяти. Как бы уговорить его, чтобы убрался из каюты, хотя бы на одну ночь?
Заметив, что синьор Лоренцини поглядывает на солнце, Энрико отозвал его в сторону.
— Вы можете остаться на ночь здесь. Я уступлю вам свою каюту, а синьорина займет каюту помощника.
Сандро взглянул на Нину. Она сидела довольно далеко, но сразу поняла, о чем речь и залилась румянцем. Глядя на ее пылающие щеки, Сандро не захотел смущать ее еще больше. В непривычной обстановке ее будет пугать любой шорох.
— Благодарю, Энрико, но мы вернемся на наш корабль.
Тем более, что Милорадова там сейчас нет!
— Тогда оставьте на “Альбатросе” девочку, пусть спит до утра. Поверьте, синьор, здесь ей ничего не угрожает. Клянусь своей жизнью!
Это было заманчиво. Энрико кажется хорошим парнем. Он сын Себастьяно и, скорее всего, дорожит отношениями с Гаспаро. Пожалуй, на него можно положиться! И фон Моллера не придется тревожить.
— Я сам доставлю синьорину на “Борисфен” завтра утром.
Глупая надежда. Синьорина Мара одна из богатейших наследниц в Генуе! И все же Энрико схватился за подвернувшуюся соломинку. Как знать, может быть, когда-нибудь, в будущем, синьор Лоренцини позволит человеку, доказавшему свою надежность, навестить его дочь?