В мечтах своих Мара успела унестись за горизонт. Может, Энрико похитил ее и желает тайно обвенчаться на каком-нибудь острове? Что ж, она немного помучит его, поплачет для виду, а потом согласится. Потом они вернутся в Геную, упадут перед Сандро на колени и будут просить благословить их союз. О, как это будет романтично! Сандро, конечно, простит их, он всегда ее прощает.
— Прошу прощения, синьорина, я сделал это по привычке, а потом забыл. Разумеется, вы не пленница. Вы здесь хозяйка.
Как скучно! Он уже совсем взрослый. Вот Оскар бы ее сразу понял! Но Энрико куда красивее Оскара. Он такой мужественный!
— А где мой отец?
Этого вопроса Энрико боялся.
— Вчера вечером они с синьорой отправились на “Борисфен”…
Но Мара не может дослушать до конца, ей хочется получить ответы на все свои вопросы сразу:
— А что, ночью была гроза? А теперь снова солнце?
Господи, как сказать этому прелестному наивному ребенку, что ее отца и мачехи, возможно, уже нет в живых?! А не сказать тоже нельзя. Она, как только выйдет из каюты, увидит изуродованный бриг.
— Синьорина Мара, — начал Энрико. — Ночью не было грозы. В порту был бой. Ваш корабль захватили пираты.
Будто ветерок промчался по каюте. Хлопнула дверь. Энрико догнал Мару у края борта, у самых поручней. Во все глаза она смотрела на страшную картину. Лицо бледно, пальцы сжимают резные перила. Он считал ее наивным ребенком? Как давно это было!
— Мария, мы еще ничего не знаем. Сейчас я отправлюсь на русский корвет и попробую все выяснить.
Она обернулась. Взгляд серьезен, губы сурово сжаты. Совсем, как у ее отца, вчера в церкви.
— Я поеду с вами, синьор капитан. Какие бы ни были известия, дождаться их здесь мне будет гораздо труднее, чем выслушать там.
На этот раз для капитана “Альбатроса” с “Минервы” спустили трап, но, к сожалению, ничем не смогли помочь. И своих потерь еще толком не знали.
— Как только узнаем, сообщим, — пообещал русский капитан.
Но этого не понадобилось. К корвету подошла шлюпка с синьорой Лоренцини. От Нины Мара узнала, что ее отец жив.
Сергей не сомневался, что фон Моллер, главный “защитник”, не бросится сейчас Нине на выручку. Карла Ивановича в рукопашной зацепили саблей по бедру. Так что теперь его, уж точно, штопают в лазарете, а в качестве обезболивающего налили излюбленного лекарства. После такого лечения он до завтра спать будет!
Но вот то, что вместо фон Моллера на “Борисфен” явится сам Маликов, для Сергея оказалось неожиданностью. Вместе с ним и графиней на бриг прибыли еще один, неизвестно откуда взявшийся, генуэзец и девчонка Лоренцини.
Для начала Петр Лаврентьевич решил побеседовать со своим другом с глазу на глаз. Они отошли в сторону, где их никто не мог слышать, а стук молотков был не настолько сильным, чтобы помешать разговору.
— Обвинение, которое ты предъявляешь супругу Нины Аристарховны, достаточно серьезно, — начал Маликов. Сергея буквально передернуло от этих слов, но он смолчал. — Надеюсь, у тебя есть веские причины для ареста, а не просто желание проучить соперника!
— Безусловно, Петя, — ответил Сергей. — Я не сомневаюсь в том, что именно Лоренцини организатор нападения и собираюсь это доказать!
— Хорошо, если это тебе удастся, ибо в противном случае ты рискуешь карьерой. Ведь он, насколько мне известно, не подписывал присяги на верность Императору!
Сергей понимал, что именно Маликов имеет в виду. Лоренцини, в отличие от корсиканцев, не завербованный, а пассажир. Он подданный другого государства. Если доказательства его участия в пиратском нападении покажутся недостаточно убедительными, судьи будут искать другого козла отпущения. И ясно, кого найдут! Дипломата, не справившегося со своими обязанностями! После этого опала неизбежна. Сереже придется распрощаться с дипломатической карьерой и до конца дней своих похоронить себя в деревенской глуши.
— Весь день он провел с фон Моллером, — продолжал Маликов, — вернулся на Борисфен тоже с Карлом, когда бриг уже был захвачен. Зачем вернулся, спрашивается? Не проще ли было сидеть в стороне и выжидать, чем закончится? Ведь он знал о “Минерве”! Да и тревогу, как ты помнишь, генуэзцы подняли не из-за того, что наш бриг захватили, а потому, что их Лоренцини попался.
В этом была доля истины. Но Сергей знал также и то, что на празднике шелководов можно было без труда выяснить, что нужно русским дипломатам, а потом уж использовать их необходимость в своих целях. А что до всего остального, так, может, просто ума не хватило довести дело до конца?
— Я бы на это не рассчитывал, — сказал Маликов.
Он не узнавал своего друга. Понятно, в Сережке сейчас говорят обида и ревность, но чтобы разум и дипломатическую хватку из-за этого терять? С каких это пор он предпочитает недооценивать противника?
Хотя, черт его знает! Слишком много неясностей в этой истории. Зачем плыть на необустроенном корабле, с кучей грязных колонистов, если твоему отцу принадлежит шикарная бригантина, и она движется в том же направлении? Так что, может, и не теряет Сережа хватку.
Сошлись на компромиссе, который дался Милорадову с чрезвычайным трудом: Лоренцини останется под арестом до суда, кандалов снимать не будут, но от корсиканцев его изолируют. А чтобы просьбу Нины Аристарховны удовлетворить, позволят ей и падчерице свидание с арестованным, в присутствии Сергея Андреевича, Петра Лаврентьевича и капитана “Альбатроса”, коль уж тот тоже этого хочет. Но чтоб говорили только по-французски!
В маленькой, чудом уцелевшей каморке, примыкавшей к камбузу, тесно. Слишком много людей здесь собралось. Дверь оставили открытой. Вряд ли узнику в кандалах взбредет в голову прыгать за борт.
Удивительная женщина Нина Аристарховна. Поразительное спокойствие с той минуты, как взошла на палубу “Минервы”. Дело свое изложила четко и ясно, из кармана камзола, накинутого на плечи, достала документы и предъявила в качестве доказательств. Брачный контракт и свидетельство о заключении брака. Все чин по чину. Не требовала ничего невозможного, только правосудия и свидания с мужем.
И теперь, ни слез, ни крика. Ни перешептываний тайных. Молча обнимаются, он, она и девочка. Милорадов отворачивается, не может сдержать брезгливого выражения. Оно понятно, ему сейчас это все, как ножом по сердцу. Петр Лаврентьевич смотрит внимательно. Генуэзский капитан тоже глаз не отводит.
Наконец Лоренцини отпускает дочку, но не Нину.
— Спасибо, Энрико, — говорит он.
А вот теперь сантименты кончились. Сергей усомнился в уме этого человека? Он не прав! Указания генуэзскому капитану ясны и лаконичны. Теперь понятно и то, почему Лоренцини оказался на “Борисфене”. “Альбатрос” спешит, он прибыл из Венеции, а теперь немедленно возвращается в Геную, даже арест сына хозяина не может его задержать. Девочка отправляется на “Альбатросе”. Их совместное путешествие окончено.
— Помни, Энрико, ты клялся!
Теперь распоряжения относительно себя. Это капитан должен передать отцу Лоренцини:
— Если понадобиться доказать, что на Рождество я был в Вене, это могут подтвердить патронесса хора Святой Терезы Эрнестина фон Хольдринг, архиепископ, двести его гостей, которые слышали нас в концерте, и князь Голицын, бывший русский посол, во дворце которого мы выступали на следующий день.
Такими именами не разбрасываются. В глазах Маликова Лоренцини оправдан. Отлучка на Рождество — самый весомый аргумент Милорадова. Если Голицын подтвердит, что Лоренцини был в Вене, и свидетельство будет получено до суда, итальянца оправдают, а на Сережкиной карьере можно будет ставить крест. Но арестованный продолжает:
— Меня не было в Генуе так же в конце октября и начале ноября. Я ездил в Милан. Это могут подтвердить в театре Ла Скала.
Это уже не так существенно, но тоже не в пользу Сергея.
И, наконец, распоряжение Нине:
— Возвращайся в Геную и жди меня дома. Сейчас постарайся найти мои ноты, возможно, они уцелели. Это такая большая пачка, перевязанная бечевкой. — Он приподнимает пальцем ее подбородок и смотрит в глаза. — Если найдешь, возьми себе и используй так, как сочтешь нужным! Ты меня понимаешь?