— Если не виновен был, почему прыгнул?! — попытался защититься Сергей от ее отрешенности.
— Не мог жить в клетке. — Нина ответила ему впервые за много дней.
Звук ее голоса пробудил в нем надежду. Может, не все потеряно, возможно, со временем она оттает, и все можно будет вернуть.
— Нинушка, не гони меня, — попросил он. — Дай мне время. Не можешь сейчас простить, не прощай. Только не гони. Ты нужна мне, понимаешь? Потому я и люблю тебя так сильно!
— Разве так?… — Нина посмотрела на него удивленно.
Нет же! Она хорошо помнила. Должно быть, наоборот. Сначала “люблю”, а потом “нужна”. Именно так было у Сандро.
— Да! Люблю, хоть ты и не веришь. И думаю о тебе беспрестанно. Не можешь ты жить одна, без родни, без денег. Завтра с корабля сойдешь, что есть будешь? Платье твое Харитон стирать перестанет, что наденешь?
Нина об этом еще не задумывалась. Она вообще никогда в жизни не думала о деньгах. Ей не приходилось заниматься расходами. Даже на базаре за безделушки платила Антонела.
— Что же мне делать? — испугалась она. Но тут же сообразила:
— Я напишу Киселеву. — О доне Гаспаро Нина думать боялась. А вдруг не простит ей, что отняла у него сына?
— Он, конечно, пришлет, — сказал Сергей, — но не раньше, чем через месяц. К тому времени ты просто умрешь от голода.
— А вы, сударь, не дадите ли мне немного взаймы? — спросила она срывающимся голосом.
Чувство жалости охватило Сергея. Она даже в долг просить не умеет!
— Нинушка, неужели ты думаешь, я завел бы этот разговор, будь у меня деньги? У меня все пропало так же, как у тебя и фон Моллера!
— Что же делать? — повторила она еще более растерянно.
Сергей тут же пришел на помощь:
— Завтра кончается карантин, а значит, мне нужно без промедления отправляться в Петербург. Если хочешь, ты можешь поехать со мной.
— Да, Сергей Андреевич, пожалуйста, отвезите меня в Киев, — согласилась Нина, не раздумывая. Там, у дяди, можно дождаться денег от Киселева.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул он. До Киева не меньше недели пути. За это время что угодно может случиться.
Сердце Сергея полно решимости. Больше он ее никому не уступит.
Я добьюсь тебя, Нина, отвоюю, отниму у себя самой! Раньше или позже, ты поймешь, что должна принадлежать только мне! Я могу долго ждать, мне некуда спешить. И насильно я ничего не хочу. Только добровольно!
Сандро было чуть больше пяти, когда отец научил его плавать. К семи годам он чувствовал себя в воде так, будто там и родился. Он часто нырял с невысоких прибрежных скал, но его заветной мечтой было прыгнуть со скалы высотой с дом, так, как это делали юноши, которые за деньги удивляли своей смелостью богатых зевак.
Когда ему было десять, он решился.
На пляже они с матерью были вдвоем. Лучшего случая удивить маму представиться не могло. Она читала книгу, сидя на ковре, под просторным шатром, защищающим ее от солнца. Сандро разделся и влез на скалу, на самый верх. Стоя у края площадки, он крикнул, чтобы привлечь внимание матери.
Море плескалось так далеко внизу, что его охватил ужас. Но мама уже оторвала взгляд от романа. Отступать было некуда.
Поток воздуха подхватил Сандро. Сердце его замерло от страха. Нет, оно разорвалось! А может, выпрыгнуло из груди и осталось на скале? В ушах жуткий свист, в легких не хватает воздуха, в голове одна мысль: поскорее вдохнуть. Но нельзя, вокруг уже вода, причем такая глубокая, что даже холодно. Этот холод тянет на дно.
Никогда в жизни Сандро больше не испытывал подобного ощущения. Не было и желания повторить это снова. Он плыл вверх изо всех сил, а когда выплыл, увидел, что его мать без чувств лежит на ковре. Он подумал, что она умерла, вцепился в нее обеими руками и прижался своим худеньким детским тельцем.
— Мама! Мама! Прости! — горячие слезы смешались с соленой морской водой, капавшей с его кудряшек.
Это переживание было еще страшней того, что он испытал во время прыжка.
Наказание, которому подверг Сандро отец, ничего не могло добавить к его раскаянию, хоть и продолжение этой истории он запомнил на всю жизнь.
Шесть часов Сандро простоял на коленях перед распятием.
— Смотри на Него! — сказал Гаспаро, указывая на Христа. — Он умер ради тебя. Учись ценить свою жизнь!
Теперь, помимо воли, все повторилось снова.
Снова Сандро летел с высокой скалы в бездонную пропасть, снова сердце останавливалось и разрывалось на части. Вокруг нет воды, но дышать все равно нечем. Как долог, бесконечен этот полет…
Боже! Прости меня! Я ничему не научился!
Утро заглядывает в маленькое окошко, занавешенное выгоревшим ситцем. Сандро пытается открыть глаза, но сделать это невероятно трудно — веки будто свинцом налиты.
Неужели я снова выплыл?
Сердце, вот оно, бьется, никуда не делось. И дышать уже гораздо легче. Боли почти нет, наконец, можно вздохнуть! Грубая холщовая рубаха пропиталась потом, прилипла к телу. И не только рубашка, простыни тоже. Но, несмотря на это, Сандро не чувствует озноба. Лихорадка прекратилась. И кашель тоже почти прошел, а тот, что остался, приносит облегчение. Вот только сил нет совсем, их не хватает даже на то, чтобы откинуть тяжелое одеяло.
Когда Дмитрий привел священника, больной уже не метался в бреду и не хватал ртом воздух. Он спал спокойным и глубоким сном. Жара у него не было.
Когда Сандро проснулся, солнце стояло лишь чуть выше, чем когда засыпал. Ему показалось, что прошло всего несколько часов, на самом деле минуло больше суток. Кто-то переодел его в сухую рубашку, но он не помнил, когда это случилось. Ни боли, ни жара больше не было, только необычное чувство легкости в голове и теле. И слабость. Блаженная слабость и нежелание двигаться.
Нужно написать Нине! Даже в бреду он об этом не забывал.
Сколько прошло времени с тех пор, как он здесь? Четыре дня или пять?
Дмитрий, явившийся проведать больного, не расслышал заданного вопроса, настолько тихо звучал голос Сандро.
— Какой сегодня день? Дата?!
Грек наклонился к самым губам Сандро и только тогда разобрал вопрос.
— Пятое июля, — ответил он и для верности показал пять пальцев.
Нет, это невозможно! Даже если там, на корабле, в своей тюрьме, он совсем потерял счет дням, то сейчас никак не может быть июль. Венчались они с Ниной девятого июня!
— Сколько дней?.. — кажется, так это будет по-гречески.
На этот раз Дмитрий понял. Гость хотел знать, сколько дней он находится здесь.
— Пятнадцать, — ответил грек.
Сандро попытался вскочить с постели, но не удержался на ногах. Ужас, отразившийся на его изможденном лице, озадачил Дмитрия. Куда может спешить человек, чудом избежавший смерти? Грек заботливо уложил своего подопечного обратно и сказал что-то утешительное, вроде того, что обычно говорят тяжелым больным, а потом тихо вышел из комнаты. Сандро не смог бы ни остановить его, ни позвать достаточно громко.
Карантин на “Борисфене” истек вчера. Где искать теперь Нину Сандро не знал. В один день он лишился сразу двух бесценных сокровищ: любимой женщины, которая так и не стала в полном смысле его женой, и своего голоса. Он теперь не мог не только петь, но и разговаривать иначе, чем шепотом.
Часть пятая
Возвращение
Голос! Разве с этим можно смириться?! Он не мог утратить голос! Такое не должно было случиться с ним, тем более теперь, когда для него открыт путь на сцену лучшего в мире театра! Всю жизнь Сандро был певцом. Что ему делать теперь? А Нина? Как она отнесется к этому? Разве Сандро без голоса — это тот самый Сандро, которого она любит? И где Нина? Где она? Где?!
Ни для кого не секрет, что век артиста на сцене недолог. Сандро никогда не понимал тех певцов, которые из последних сил цеплялись за былую славу и продолжали петь даже тогда, когда их голоса уже не вызывали ничего, кроме сочувствия. Он считал, что найдет в себе силы уйти сразу, как только поймет, что не тянет. Правда, он рассчитывал, что лет пятнадцать — двадцать у него в запасе имеется. Оказалось, что нет. Обидно, но ничего не поделать. Ему и так повезло больше, чем другим. Ведь он начал еще ребенком.