Неразумный указ! Нельзя отрекаться от доброго христианского названия. Но с Императором не поспоришь. Хотя всем понятно, что Ахтиаром город будет только на бумаге, в сердцах же останется Севастьяновым градом, Севастополем.
В воскресенье, отстояв, как полагается, службу в церкви, Карл Иванович отправился на базар. Не за покупками, разумеется, а к татарам, торговавшим древесиной.
У рядов с зеленью денщик, сопровождавший капитана, внезапно остановился:
— Ах, мать честная! Какая красотка!
Фон Моллер с любопытством посмотрел, куда указывал матрос. Юная гречанка, продававшая капусту, была не просто хороша, она была божественно прекрасна!
— Афродита, — пробормотал Карл Иванович и, забыв о своих намерениях, свернул к овощному ряду.
Плачущая Афродита! Прекрасными, достойными резца античных скульпторов руками девушка раскладывала на мешковине тугие зеленые головки и при этом обильно поливала их слезами. Овощи, как и рыбу, на базаре продавали не с прилавков, а с земли.
— Почем соленая капуста? — поинтересовался фон Моллер.
К нему тотчас же подскочила старуха, не спускавшая глаз с девушки:
— Хорошая капуста, барин! Берите, не пожалеете. Лучшая в Балаклаве!
— Возьму всю, — пообещал щедрый барин, — коль скажешь, как зовут красавицу и почему плачет!
Бабку, приставленную охранять богиню, мучили сомнения. Уж слишком велико было искушение.
— Ирина, — наконец проговорила старуха. — Ирина Стефанидес. А что плачет, так влюбилась, дурочка!
— А что ж дурного? — изумился Карл Иванович. — Кроме того, что не в меня, конечно? — добавил он.
— Ох, не шути, барин! — Старуха внезапно почувствовала расположение к своему собеседнику. На нее обаяние фон Моллера подействовало безотказно. — Он ведь женат, и дочка у него есть, годами лишь чуток моложе!
— Так пройдет! — утешил ее Карл. — С кем по молодости не бывает?
— Оно-то так, — вздохнула бабка, — да уж второй день мучается!
Фон Моллер чуть не расхохотался, но геройски удержался и был немедленно вознагражден за сей героизм.
— Месяц уж он живет у нас, этот Марио, сына моего старшего друг. Она на него и не смотрела. А позавчера, как стал он петь, так всех дочек моих с ума свел, а эта, младшая, прямо ошалела!
Карл Иванович чуть было не подпрыгнул от осенившей его догадки, но помогла военная выдержка.
— А откуда же он такой голосистый взялся? — вкрадчиво спросил он.
— Из Феодосии он, итальянец. Дмитрия друг. Заболел, у нас остался и чуть не умер. Да, слава Богу, поправляется.
Кем бы Лоренцини не назвался, так петь может только он!
— Спасибо, госпожа Стефанидес, — фон Моллер церемонно приложился к мозолистой руке гречанки. — Карл Иванович фон Моллер, ваш покорный слуга.
От полученных известий душа фон Моллера воспарила к небесам. Он уже почти не сомневался в том, что останется капитаном “Борисфена”.
Пока старуха удивленно смотрела на чудаковатого барина, тот протянул Ирине червонец:
— Вот тебе, милая, за капусту. А об итальянце не плачь! Я, хоть пою не так хорошо, да зато не женат!
Не взяв из выстроенной ею пирамиды ни единого кочана, капитан кликнул своего денщика:
— Николай! Пролетку, живо! Поедешь со мной.
Через двадцать минут запряженная лошадь стояла у капитанского дома в Артиллерийской слободке.
— В Балаклаву! И поскорей. — Велел Карл Иванович, усаживаясь в экипаж.
Благоустроенная Балаклавская дорога, центральная улица Севастополя, начинавшаяся от площади у пристани и дома командующего, осталась позади. К приезду покойной нынче императрицы ее вымостили и снабдили тротуарами, вдоль которых посадили деревья. За шесть лет деревья выросли и превратили улицу в любимое место прогулок горожан. Тут же располагались церковь, дома офицеров, лавки и пекарни.
За городом нет ни тротуаров, ни тенистых деревьев. Здесь дорога на Балаклаву знойна и покрыта желтой пылью. Вьется она по таким же желтым холмам, поросшим высохшей травой. Но фон Моллеру сейчас не до сравнений. Он сидит, как на иголках. Через час-другой решится его судьба.
Балаклава невелика. Живут там сплошь греки. Стефанидесов среди них, наверное, много. Ирина, Дмитрий и капуста, вот и все, что знал Карл Иванович о необходимом ему семействе. Об итальянце спрашивать нельзя. Как бы не сбежал Сандро, услышав, что его ищут!
У деревни Кады-Кой фон Моллер обратил внимание на легкое облачко желтой пыли, появившееся на дороге. Белая кобыла идет рысью. Серебряная сбруя, дамское седло. Красавица! А всадница еще краше: сама Елена Сарандова, обласканная покойной Императрицей командирша балаклавских амазонок! Маленькая кокетливая шляпка с пером и вуалью, куртка зеленого бархата с золотыми пуговицами, малиновая юбка, из-под которой выглядывает носочек миниатюрной туфельки. Не женщина, — картинка.
Право, сегодняшний день преподносит один подарок за другим! Кто же еще, как не жена офицера греческого батальона береговой охраны может знать наперечет всех греков, живущих в городке?
Поравнявшись со всадницей, Карл Иванович спрыгнул на дорогу:
— Мое почтение, Елена Леонидовна!
Госпожа Сарандова протянула руку, до локтя затянутую в белоснежную лайку:
— Каким ветром, Карл Иванович?
— Самые красивые женщины живут в Балаклаве. Увидел вас, и вновь убедился!
Амазонка шутливо погрозила ему хлыстиком. Кто ж не знает фон Моллера, у него одно на уме!
И сегодня Карл Иванович госпожу Сарандову не разочаровал:
— Не подскажете ли, милейшая Елена Леонидовна, где в вашем городе обитает фея по имени Ирина Стефанидес? Есть у нее еще брат Дмитрий и большой огород с капустой. Свататься еду, а дороги не знаю.
— А капусту в приданое берете? — расхохоталась Сарандова.
— Если больше ничего не дадут!
Ах, не даром Карл Иванович слывет грозой местных женщин! До чего же мил и остроумец какой! Беседовать с ним — одно удовольствие!
— Покажу, но на свадьбу позвать не забудьте! — улыбнулась Елена Леонидовна.
— Непременно, спасительница вы моя!
Если, конечно, знать меня захотите после того, как все доведаются, что береговая охрана у себя под самым носом пропавшего человека не обнаружила!
Высокий каменный забор увит виноградом. Тут же, среди виноградных листьев, висит огурец. И не один! Вот это да! Карл Иванович и не представлял, что огурцы можно выращивать подобным образом.
Дверь в каменной стене поддалась под нажимом пальца. Собаки во дворе нет. Значит, никого не боятся.
Первым, кого фон Моллер увидел, был Алессандро Лоренцини. Маэстро собирал огурцы, отыскивая их среди зеленого винограда. Заметив Карла, он опустил в корзину сорванные плоды и выпрямился.
Забор слишком высок, сразу не перепрыгнуть, а единственный выход со двора фон Моллер загораживает собой. Эти мысли явственно читались на лице беглеца.
— Я один, — сказал Карл Иванович, предупреждая все возможные недоразумения, — тебя никто не ищет. Милорадов уехал.
— Удовлетворился тем, что увез мою жену? — Сандро подошел к скамейке, стоявшей под миндальным деревом, опустился на нее и вытер рукавом лоб, покрытый испариной. На нем была все та же одежда, что на корабле, но чисто выстиранная и отремонтированная. Вот только теперь она казалась чересчур просторной для своего владельца. Ноги босы. Губы бледны, в глазах усталость. А ведь сейчас нет еще и полудня.
Старуха говорила, что ее гость чуть не умер. Очевидно, она была недалека от истины. Выглядел Сандро плохо.
— Откуда знаешь, что увез? — спросил Карл, присаживаясь рядом.
— Догадался. Видел ее, когда плыл. Знал бы, что она на корабле, никогда бы не прыгнул!