Что сделала бы она, убегая от преследования?
Мысль, промелькнувшая в голове, заставила ее подпрыгнуть в постели. Спрятаться! Она попыталась бы спрятаться! Скрыться так, чтобы никто не нашел, а потом вернуться домой!
Безумная надежда вспыхнула в сердце: Сандро, не утонул, он скрылся, и как только сможет, приедет в Геную! Нет, в Милан! Для мужчины работа — важнее всего, а для Алессандро приглашение в Ла Скала — мечта всей жизни. Он должен быть там к началу сезона!
Господи, что же она наделала! Не послушалась его! Ах, скорее бы настало утро, она расскажет о своей догадке Сергею Андреевичу и упросит его отправить ее в Италию с первым же кораблем!
На рассвете барин собирался уезжать. Марфа поднялась ни свет ни заря. Когда Сергей Андреевич проснулся, слегка обалдевший от любовных утех, она уже как ни в чем не бывало разводила самовар.
Графиню будить было не велено.
— Вот, передашь ей, когда проснется! — Сергей подписал свое скупое, ничего не объясняющее послание и вручил его управительнице. — Береги ее, Марфа! Глаз не спускай! И чтоб отказу ни в чем не знала!
Перед этим он велел денег Нине ни в коем случае не давать, как бы ни просила, из поместья не отпускать и все письма, что она напишет, сохранить, а потом передать ему.
— Приеду, женюсь на ней! — постановил он. — А коль что случится, жизнью своей ответишь! Шкуру живьем спущу, ни на что не посмотрю!
Огромный черный петух, заливисто кукарекая, бился о закрытое окно горницы. Нина испуганно села на постели. И тот час же видение исчезло. Черного петуха, как не бывало. Осталось лишь громкое петушиное пение, где-то во дворе. Окно, в которое ломилась черная птица из Нининого сна, в действительности оказалось распахнутым настежь. За ним царило позднее утро. Нина спрыгнула на дощатый, натертый воском пол и торопливо затрясла серебряный колоколец, стоявший на столе. Неужели проспала? Как же так? Что Сергей Андреевич подумает? Они же спешат, а еще надобно на могилу к Софье Денисовне заехать!
Управительница, явившаяся на зов, молча поклонилась, но на требование немедленно нести одежды, ответила, что спешки в том нет никакой. Платье ее сиятельства еще не готово, а барин все равно уехал.
— Уехал? Как уехал?
— Да так! — Марфа подала гостье роскошный парчовый халат, оставшийся здесь от прежней хозяйки, блудливой барыни Несмеяновой. — Еще до восхода отбыть изволили. Вас будить не велели. Уж больно сладко вы спали!
— Да как же так?! Что ж делать теперь? Как же я одна до Петербурга доберусь? — растерянность, охватившая Нину, помешала ей увидеть презрительную усмешку, промелькнувшую на красивом лице управительницы.
Часы, проведенные Марфой в раздумьях, не прошли даром. Ее не огорчали больше ни предстоящая женитьба барина, ни появление этой беспомощной, какой-то ненастоящей разлучницы. Уж коль Сергей Андреевич, уезжая, не пожелал с ней даже попрощаться, то чего Марфе бояться? Нужно просто выполнить распоряжение хозяина и уж тогда он свою верную рабу благами не обделит!
— А вам туда и не надобно! Вы уж приехали куда желали!
— Что ты, Марфуша! Надобно! В Петербург, а потом домой, в Италию. — Тон графини внезапно изменился, озадачив Марфу. — Вели-ка лошадку запрячь! И денег дай, чтоб до столицы хватило. А там Сергей Андреевич обещал мне в долг!
— Ничего про то не ведаю! — вскинулась управительница. — Не велено вам денег давать! А лошадей нет! И не пущу я вас никуда, ибо сказано: глаз не спускать!
— Да что ты говоришь такое, холопка! Все ты лжешь! Не мог Сергей Андреевич так со мной… — вскрикнула Нина и тут же осеклась. А почему, собственно, не мог? Разве все не шло к этому с той самой минуты, как он отказался поднять бокал за счастье будущей синьоры Лоренцини? Озарение внезапно снизошло на Нину. Она схватилась руками за голову и невидящим взором уставилась в раскрытое окно.
Марфа, приготовившаяся было отразить атаку, расправила плечи и выпрямилась во весь свой небольшой рост. “Рано испугалась, — подумала она, — графиня эта еще более мягкотелая, чем была барыня Софья Денисовна, ее в руках удержать совсем нетрудно будет!”
— Вот приедет хозяин, с ним и разбирайтесь, — примирительно буркнула управительница, — а я приказа слушаться должна!
И так как будущая хозяйка продолжала стоять в той самой позе, выражающей безысходное отчаянье, а повеление барина гласило беречь ее от всяческих невзгод, Марфа сказала:
— Уезжаючи, барин письмо вам оставили.
Та тот час же вскинулась:
— Где?! Давай! Что ж ты молчишь?!
Марфа вынула из кармана письмо. Оно было писано по-французски, так что управительница понятия не имела, о чем барин писал своей будущей жене. Утешало лишь то, что послание было коротким. Нина торопливо схватила листок, прочитала, а затем зло скомкала ненужную бумажку и выбросила в окно.
— Бумагу, перья и чернила! — потребовала она. — И бюро поставить сюда, к окну поближе! Письма писать буду!
Нина написала Киселеву, не надеясь больше на то, что это сделает Сергей. Доверия господину Милорадову теперь нет никакого! Киселев что-нибудь придумает, чтобы выручить ее. Но как же долго придется теперь ждать ответа!
Догадка, осенившая ее минувшей ночью, помогла Нине составить послание дону Гаспаро. Писала она своему новому родственнику очень осторожно. Сейчас, при свете дня, она не могла не осознавать, что все это лишь ее предположения. Успокаивающие, дарящие надежду, но ничем не подтвержденные. Рассказав обо всем, что случилось, равно, как и о своих домыслах, она и у свекра попросила помощи на тот случай, если Даниле Степановичу что-нибудь помешает.
Не забыла Нина и о Маре, она считала, что обязана поддержать ее, ведь девочка сейчас пребывает в не меньшем отчаянии, чем она сама. И, наконец, написала полное негодования письмо, адресовав его Сергею Андреевичу. О том, что, по ее мнению, Сандро мог спастись, а потом укрыться где-нибудь, она сообщать не стала. Подписала Нина это письмо своим новым именем.
Единственная, кому она так и не смогла написать, была Надин.
Письма синьора Лоренцини вручила Марфе с повелением отправить незамедлительно. Управительница приняла их с почтительным поклоном и сказала, что пошлет человека с ними в город сегодня же, только присоединит к ним еще и свое послание.
— Барин требует отчета, — пояснила она, — а я, хоть грамоте и обучена, так быстро писать не умею. Спозаранку уж пишу, а все никак не закончу!
Нина Аристарховна согласилась подождать, хоть и не совсем поняла, какого именно отчета требует барин. Он же уехал всего несколько часов назад! Но Марфа, действительно, письмо написала, а дворовой, одноглазый мужик Архип отправился в город еще до обеда. Нина проводила его взглядом и устало опустилась в кресло, стоявшее у окна. Теперь оставалось только ждать.
Марфа из окна своей “тайной канцелярии” тоже наблюдала за отъездом Архипа. В своей сумке он увез только одно письмо, ее отчет барину. Письма же графини остались у управительницы. Велено ведь было сохранить их и лишь по приезде предъявить хозяину! Все они были писаны не по-русски, что избавляло Марфу от искушения заглянуть под печати, потому она просто спрятала их в крепкий дубовый шкаф, где обычно хранила деньги.
Август, как обычно, принес с собой много хлопот. Хозяйство, оказавшееся теперь в ведении у Марфы, было гораздо больше того, с которым она привыкла управляться играючи. Как не скажите, но две тысячи мужиков, это не двадцать семь. А тут еще кто-то из бояровских дворовых, находившихся в милости у прежних владельцев, вздумал ставить новой управительнице палки в колеса. Ой, было у нее подозрение, что замешан здесь бывший управитель, но доказательств не было. Не пойман — не вор, но если бы поймала… в порошок бы истерла предателя, не дожидаясь барского позволения, ибо в поддержке хозяина нисколько не сомневалась.
Преступление было невообразимо дерзким, и совершить его мог только человек, умеющий читать. Заключалось оно в том, что все без исключения крепостные проведали о безумном указе императора относительно количества дней, которые им полагалось отработать на барщине.