Для начала холопы явились к управительнице с вопросом об этом, на что сразу же получили ответ:
— Не выйдет, милые. Будете работать столько, сколько барин распорядился и никакая царская грамота мне не указка!
— Отчего же не указка, коль сам царь так повелел?! — возмутились мужики.
— Не повелел, а лишь дал совет сократить барщину, если хозяевам выгодно!
Мужики ушли, ропща, а у Марфы дел прибавилось. Теперь приходилось гораздо строже контролировать работников. С утра до ночи разъезжала Марфа в своей двуколке по полям, все подмечая, ничего не забывая, все записывая в свою тетрадь. “Черный список” пополнялся не по дням, а по часам. За малейшую провинность или неповиновение крепостные наказывались самым жесточайшим образом. Только так, считала Марфа, можно удержать холопов в руках. Но все это было бы управительнице даже в удовольствие, если бы не та обуза, что навесил на нее Сергей Андреевич в свой последний приезд. Именно присутствие графини отнимало у Марфы последние силы, лишало смысла весь ее каторжный труд на благо барина Милорадова.
Высочайшая аудиенция, которой Сергей Андреевич некогда так желал, а теперь панически боялся, состоялась в Петергофском дворце. В этот день Сергея не радовали ни родные пейзажи, ни замечательная погода, ни великолепные фонтаны, украсившие Петергофский парк по велению веселой царицы Елизаветы Петровны. Да, господин Милорадов боялся. Боялся не теоретически, как обычно, когда страх невозможно отделить от осторожности, а по-настоящему, до икоты и дрожи в коленках. Он никогда не считал себя трусом. Его не испугали ни схватка с пиратами за “Борисфен”, ни вражеские ядра, ни возможная гибель в бою. Там все было ясно: победишь либо ты, либо твой враг. Здесь же он не знал, чего ожидать. Ни для кого не секрет, что крайняя нервность и непомерная впечатлительность — главные душевные качества нового императора. А необузданная вспыльчивость и склонность к крутым мерам — основные способы его общения с подданными. Разве можно предугадать, как Павел истолкует все, случившееся в Стамбульском порту, и какие он сделает выводы?
Направляясь в зал, где был назначен прием, Сергей мечтал лишь о том, чтобы и на этот раз встреча не состоялась. Но Павлу Петровичу, в отличие от его матушки, Екатерины Алексеевны, ничего не помешало. Он принял господина Милорадова именно в ту минуту, когда было назначено.
Когда лакеи, напоминающие заводных кукол, распахнули перед господином Милорадовым двери царского кабинета, Его Императорское Величество находился там в одиночестве. Он стоял у камина, где, несмотря на ясный и теплый летний день, горели березовые поленца.
Сергей никогда не считал себя ценителем мужской красоты. Если честно, его никогда и не интересовал вопрос, красивы ли мужчины, с которыми ему приходилось сталкиваться. Но императора он оглядел с пристрастием и тут же склонился в почтительном поклоне. Внешность Павла Петровича нисколько не разочаровала господина Милорадова. Царь-батюшка полностью соответствовал тем описаниям, что Сергею приходилось слышать о нем ранее. Он был невзрачен, бесцветен, можно сказать, безлик, и сгладить этой его неказистости не могли ни военный мундир, ни ордена, ни горделивая осанка, которую он принял, как только визитер появился в дверях. Казалось, именно эта осанка более всего придавала Павлу гротескный характер, ибо она была ненастоящей, отрепетированной, наигранной и тут же утратилась, потерялась за его порывистостью, резкими движениями, бегающим взглядом.
Сергей был бы плохим дипломатом, если бы позволил хоть единой своей мысли отразиться на лице. Ни один его мускул не дрогнул, а весь внешний вид выражал исключительно покорность и благоговение.
В быту его величество предпочитал немецкий язык.
— Входите же, входите, господин Милорадов! — воскликнул Павел Петрович и двинулся навстречу визитеру с таким радушием, будто тот был его самым желанным гостем.
Сергей несколько растерялся, он не рассчитывал на такой прием. Но то, что случилось в следующую минуту, вообще оказалось для него полнейшей неожиданностью. Император Павел быстро подошел к нему и порывисто обнял:
— Мне докладывали о вашем деле. Это подвиг! Бесспорно, это подвиг!
С этой минуты жизнь господина Милорадова сделала настолько резкий и удачный поворот в сторону от предполагаемого пути, что у любого человека, не обладавшего достаточной выдержкой, голова закружилась бы от счастья. Сергей же не утратил ни разума, ни критического отношения к действительности. Используя все, что ему было известно об императоре Павле Петровиче, он сумел еще больше расположить к себе этого порывистого и неуравновешенного человека. Аудиенция закончилась приглашением на царскую охоту и пожеланием видеть господина Милорадова в Гатчине, где царская семья намеревалась провести остаток лета. В Гатчину, любимое детище императора, приглашались только избранные, ближайшие друзья и соратники Павла, коих было очень немного. Сергей знал об этом и не мог упустить сей шанс. Сейчас, когда у царя противников гораздо больше, чем сторонников, должности, о которых ранее и мечтать не приходилось, освобождаются чуть ли не ежедневно. Возвыситься сейчас легче легкого, гораздо трудней потом, зная переменчивость настроений Павла, удержаться на посту. Но Сергей полагал, что он сможет сделать это.
Ему очень хотелось бросить все, уехать домой и уладить, наконец, свои взаимоотношения с Ниной, но он выбрал карьеру. Нина подождет, что же ей еще остается?
Почти месяц Нина прожила в Бояровке, как узница и в то же время как барыня. Но не радовали ее ни лакомства, ни обновы, в изобилии доставляемые из Новгорода. Ответов из Генуи ожидать было еще рано, в каком бы виде они ни последовали, но вот то, что до сей поры не пришло письмо от Сергея Андреевича, Нину насторожило. Несмотря на то, что ее послание было достаточно резким, он обязан был ответить. Любой воспитанный человек сделал бы это, если не с целью оправдания, то хотя бы из обычной вежливости. А Сергея Андреевича невоспитанным назвать было нельзя. До сих пор, несмотря ни на что, он неукоснительно придерживался правил приличия. Нина задумалась и, по недолгом размышлении, обвинила во всем управительницу.
— В сем грехе не виновна, — ответила та. — А коль не доверяете, сами встречайте Архипа, когда он привозит почту.
На этот счет барин никаких распоряжений не оставлял, да и не нужно было. Марфа и сама прекрасно понимала, что написать сюда Нине Аристарховне может только сам Сергей Андреевич.
Нина Аристарховна не преминула воспользоваться этим дерзким советом. И стала лично заглядывать в сумку Архипа всякий раз, как он возвращался из города. Тогда же она, наконец, собралась силами и написала Надин, как всегда, по-французски. Письмо это Нина, как и предыдущие, собиралась передать Марфе, но управительницы почему-то в это утро в имении не оказалось. Архип же, по обыкновению, собрался уезжать в Новгород с очередным поручением. Нина вышла к нему и сама положила письмо в его сумку:
— Вот, Архип, не забудь отправить!
В это же время Сергей Андреевич получил первый донос на Марфу Копылову. В извете сказывалось, что управительница сурова донельзя, царского указа не признает, над мужиками измывается и доходы от хозяина утаивает. Прочитав это, Сергей только посмеялся. Марфа была перед ним вся, как на ладони. У него не было никаких оснований подозревать ее в воровстве. Остальное же барина мало трогало.
Но кто посмел на управительницу донести? Кто это в Бояровке настолько смел, умен, да еще и писать умеет? Донос вместе со своими указаниями барин отправил той же Марфе. Пусть почитает и выяснит, кто воду мутить вздумал. Сергею Андреевичу сейчас некогда было этим заниматься.
Киселев отправился в Петербург на военном корабле “Княгиня Ольга”. Морской путь вокруг Европы занимал хоть и больше времени, чем дорога через Крым, Новороссию и Украину, зато хлопот не доставлял. В столице Данила Степанович надеялся повстречать своего бывшего начальника и прямо спросить, куда подевалась Нина Аристарховна. Несмотря на абсолютную уверенность Сандро в непорядочности бывшего консула, Киселев не склонен был делать такие поспешные выводы. Путаная душа у Сергея Андреевича, но не черная. Упрямый он человек, но не преступный. Нелегко ему смириться с крушением своих надежд, которые лелеял пятнадцать лет, но, полагал Данила Степанович, вся эта история с похищением случилась только потому, что Милорадов и не подозревал о том, что его соперник по-прежнему жив и уже практически здоров. Сергей Андреевич схватился за новый шанс, как всегда, не считаясь ни с чьими мнениями. Оправдать его в этом трудно, но предупредить об истинном положении дел необходимо.