— Имею честь быть знакомым с Сергеем Андреевичем, — сказал Киселев. — Служили вместе по дипломатической части.
— Неужели? Как тесен мир! — обрадовался Савин.
— Правда, месяца три уж, как не виделись, но хотелось бы навестить коллегу. Я уж и писал ему. — Радушная улыбка Данилы Степановича могла бы ввести в заблуждение и человека более искушенного, чем старый, занятый исключительно собственными заботами провинциал. — Знаю, обитал он прежде в Павино под Новгородом, там и маменька его жила, с коей я был тоже в весьма дружеских отношениях.
— Софья Денисовна? Ах, как же! Такая милая женщина! Я сам на нее поглядывал, когда моя Марья Ивановна… да видно, не судьба.
Киселев истово перекрестился и возвратил разговор в прежнее русло:
— Вот только не наведывается теперь Сергей Андреич в свое поместье. Письмецо-то мое все еще без ответа!
— Как, вы не знаете?! — воскликнул Савин, радуясь тому, что может помочь такому прекрасному человеку, как Данила Степанович. — Он же в Бояровку перебрался, это в семи верстах от Павино, там у него и усадьба богатая, и земли, лучшие в округе! А павинский дом уж скоро год, как заколоченный стоит.
— Вот спасибо, Илья Ильич! — обрадовался Данила Степанович. — Теперь-то я уж точно навещу старого друга!
— И к нам заезжайте, это совсем недалече, — пригласил его Савин.
— Всенепременно, — пообещал Киселев, раскланиваясь.
В гости к своему другу Сергею Андреевичу он отправился два дня спустя, как только его прошение об отставке было удовлетворено.
Графиня с приходом осени совсем тиха стала. Сидит себе недвижимо с утра до вечера в золоченом кресле и смотрит в окно, ничего вокруг не замечая. Только Архипа одного и выходит встречать, когда тот почту привозит. Но все без толку. Не пишут Нине Аристарховне.
Марфа чувствует себя отомщенной. Отливаются кошке мышкины слезки! Все управительница сделала, как хозяин велел. А что несчастлива разлучница, так не Марфы это вина!
Чем больше проходит времени, тем явственнее Нина осознает, что помощи ей ждать неоткуда. Нужно уезжать отсюда, пока не пришла настоящая осень, с затяжными дождями и непролазной грязью. Но как уехать? Лошадей никто не дает. Дворовые следят за каждым ее шагом. Хотела она как-то в лесу погулять, так увязались за ней сразу три девки.
— Марфа велела глаз не спускать, — сказали они не таясь, а когда Нина пожелала остаться в одиночестве, не послушались. Марфы девки боялись куда сильней, чем гнева графини.
А где взять деньги? Продать что-нибудь? А как? Нина никогда в жизни ничего не продавала. У нее ведь и нет ничего, кроме чудом сохранившегося обручального кольца. Но о том, чтобы добровольно расстаться с ним, не могло быть и речи. О таком кощунстве Нина и помыслить не смела.
К Марфе обращаться бессмысленно. Холопка выполняет приказ хозяина. Она любит Сергея Андреевича унизительной рабской любовью и согласится скорей умереть, нежели нарушить его волю. Ненависть ее к Нине, если и не проявляется открыто, то сквозит во всем.
Марфы Нина Аристарховна не боялась, но расходовать на нее свои душевные силы не желала. А управительнице это и без надобности, ей своих бед с лихвой хватает. Облагодетельствовал-таки Сергей Андреевич ее в свой последний приезд! Будто мало ей мужицких волнений и предстоящей женитьбы барина!
Каждый день топится баня на подворье. Парится Марфа, пока сердце не начинает заходиться, но ничем не удается изгнать нежеланный плод, ни паром-жаром, ни травами. Плодовит батюшка-барин. Крепкое семя его способно всю жизнь Марфе поломать. Она, как никто другой, хорошо это понимает. Не дай Бог проведает Сергей Андреевич, что затяжелела его управительница. Выдаст замуж в мгновенье ока! А вот этого Марфа никак не желала допускать. Уж лучше сразу лечь в могилу!
В это утро она, отправляясь в парную, вооружилась острой вязальной спицей и призвала на помощь деревенскую знахарку Грушку, предварительно запугав ее, чтобы та и пикнуть не посмела о том, что должно произойти.
Вопреки мнению Марфы, ее таинственные исчезновения не остались незамеченными. Они продолжались более двух недель, и Нина невольно обратила внимание на то, что найти управительницу по утрам невозможно, хоть та никуда из усадьбы не выезжала. Это было ясно хотя бы потому, что двуколка, запряженная каурой лошадкой, ожидавшая ее каждое утро у каретного сарая, оставалась невостребованной.
Нынешнее утро ничем не отличалось от предыдущих, разве что Нина Аристарховна пожелала видеть управительницу.
Вместо Марфы на зов явилась Акулька, сенная девушка.
— Где Марфа? — спросила Нина.
Акулька замялась. Правду она знала, шила ведь в мешке не утаишь, но сказать боялась.
Нина, глядя на нее, внезапно почувствовала сильную тревогу. Глазки девчонки бегали, она явно что-то скрывала. Что же творится в этом имении?! И когда все это кончится?!
— Велю выпороть, — пригрозила Нина, и эта угроза из уст всегда безропотной госпожи возымела действие. — Немедленно отвечай, где Марфа?!
— В баньке… — прошептала Акулька.
Нина накинула на плечи пуховый платок и решительным шагом направилась к бане.
— Нельзя вам туда! — заверещала Акулька, поспешая следом за барыней. Только сейчас она сообразила, что наделала. Если не графиня, то Марфа ее уж точно прибьет! До бани она с Ниной так и не дошла, спряталась в кустах.
Резким движением Нина распахнула дверь и вошла в предбанник. Клубы пара вырвались наружу. Жуткий звериный вой донесся из парилки. Дверь туда была заперта изнутри на щеколду. “Господи, — испугалась Нина, — да что же там происходит?!” Она рванула запертую дверь. Щеколда, удерживаемая проржавевшим гвоздем, отскочила, дверь распахнулась. Пар, ударивший в лицо, на мгновенье ослепил Нину. Мимо нее прошмыгнула маленькая фигурка, а вой, между тем, стих, превратившись в жалобное скуление. Скулила Марфа. “Будто собака, попавшая под колесо телеги”, - мелькнуло в голове у Нины. Она все еще не предполагала, что именно здесь произошло.
Когда пар рассеялся, глазам Нины Аристарховны открылась картина, представить которую самостоятельно она не смогла бы никогда в жизни. Управительница, в чем мать родила, лежала на полке, поджав ноги к животу. Доска под ней и весь пол баньки были забрызганы кровью. Здесь же валялась окровавленная вязальная спица.
В бане произошло черное дело! Злодеяние! Убийство!
В ужасе выскочив во двор, Нина Аристарховна испустила истошный крик. Сначала она не смогла осознать масштаб преступления и подумала, что покушались на управительницу, но потом, увязав в уме все увиденное, поняла, что Марфа и есть главная лиходейка, ибо убила собственное дитя.
Дворовые неслись к бане, а Нина мчалась в дом. Сейчас ей хотелось убежать, скрыться, спрятаться от этого ужаса. Убежать? Да, убежать! Ведь добровольно ее из этой тюрьмы никто не отпустит. Если Марфа способна на ТАКОЕ, то от нее можно ожидать чего угодно! Теперь Нина, с полными на то основаниями, могла опасаться за собственную жизнь, ибо ненависть Марфы к ней не вызывала никаких сомнений с первой минуты знакомства.
Нина влетела в горницу и растерянным взглядом обвела стены. Что взять с собой? Ничего из приобретенного Сергеем ей не нужно! Уж лучше продать кольцо. Сандро, где бы он ни был, на этом свете или на том, поймет ее и простит. Потом, когда продаст кольцо, она купит себе все необходимое.
До Новгорода придется идти пешком. Башмаки крепкие, должны выдержать. Платье у нее теплое, есть накидка и пуховая шаль, это хорошо… значит, холодно не будет. А вот это она возьмет. Это принадлежит только ей. Документы о браке, паспорт Сандро, его камзол и ноты. Нина метнулась в сени, там она уже давно видела старый потрепанный саквояж, валявшийся безо всякого дела. Схватив его, она принялась торопливо запихивать туда свои вещи. Только сейчас она может убежать, пока за ней никто не следит, пока все они заняты Марфой! Замок саквояжа был сломан, он никак не желал застегиваться, но, если баул обвязать, можно будет нести. Нужна веревка! Нина снова огляделась. Ничего более подходящего, чем розовые ленты на пологе, не попалось ей на глаза. Но ленты коротки и будут выглядеть слишком приметно. Нет, они не годятся. Где же взять подходящую веревку? Ноты! Они перетянуты длинной и крепкой бечевкой. Нина, так же торопливо, как укладывала вещи, принялась вытряхивать все назад. Крепкий морской узел стягивал концы бечевки. “Как же, море у нас в крови!” — рассердилась она на Сандро. Развязать узел, не зная секрета, не представлялось возможным. Схватив с бюро перочинный ножик, Нина принялась отчаянно пилить бечевку. Когда веревка лопнула, и листы рассыпались веером по всей кровати, из пачки неожиданно что-то вывалилось. Нина удивленно пошарила рукой и извлекла из вороха бумаги тяжелый, аккуратно зашитый мешочек синего сукна, опечатанный Гаспаро Лоренцини. Мешочек был полон денег.