Девушку зовут Лейлой. Но чтобы уберечь ребенка от сглаза, в афганских семьях детей обычно называют не именами, а ласковыми прозвищами. Есть такое прозвище и у Лейлы. Шафи называет ее «Джуй» – «Ручеек». Ее голос действительно напоминает журчанье ручейка.
У афганцев не принято восхищаться детьми, их красотой или здоровьем. Это исключительно опасно для ребенка, ибо злые духи только этого и ждут. Чтобы послать на него болезни и несчастья.
И уж тем более не принято у афганцев спрашивать имя дочери. Интересоваться ее здоровьем либо спрашивать, почему ее нет.
К моему великому сожалению, Шафи – не афганец. Да и на пакистанца он не очень-то похож. Слишком много лет провел он вдали от этих мест. В Англии, Китае, Японии. Вместе с дочерью. Видно, что обычаи этой страны даются девочке нелегко – пока мы разговариваем с Шафи, ее темноволосая головка несколько раз появляется в дверном проеме.
По окончании беседы Шафи разрешает ей войти в комнату.
– Вы извините мою девочку, очень уж она любопытна. Нелегко ей здесь приходится. Джуй, милая, где ты там?
В комнату неспешно входит настоящая леди. В красивом шелковом платье девочка выглядит очаровательной феей. Она мило улыбается. Маленькая хозяйка большого дома.
– How do you do? May I of er you some cake and tea? (Как ваши дела? Могу я предложить вам кекс и чашку чая?)
– How do you do? Yes, please. T anks. (Как ваши дела? Да, пожалуйста. Спасибо.)
Через несколько минут Лейла приносит пиалы, фарфоровый чайник и небольшой медный поднос с печеньем. Пока отец не говорит ей «Кыш!», она, пользуясь моментом, наливает нам чай в пиалы и присаживается рядом. Нелегко Шафи сказать своей дочери «Кыш». Он разрешает ей остаться.
Я его прекрасно понимаю. Девочке, большую часть своей жизни проведшей в светских кругах, нелегко соблюдать законы шариата. Ходить в парандже и сидеть в своей комнате. Она живет в Афганистане третий год, но страна не стала для нее родной. Шафи не разрешает Лейле выходить за стены крепости. Это для ее же безопасности, но в двенадцать лет такая безопасность страшнее любой тюрьмы.
Лейла страдает без общения. Пока мы пьем чай, она беспрестанно что-то щебечет. Словно спешит выговориться. Но мне пора собираться. Девочка это моментально чувствует.
– Need you go so soon? (Вам обязательно нужно так скоро уходить?)
Конечно же, я остаюсь еще на несколько минут. Но Шафи отправляет ее в свою комнату. У нас еще есть дела. Лейла прощается.
– Good-bye, Mister.
– Good-bye, Leila.
Она на мгновение оборачивается и медленно по слогам произносит одно слово: «Серьежа». Новое слово дается ей нелегко. Но все-таки дается. Она улыбается и, смеясь, убегает из комнаты.
Очаровательный ребенок. Представляю, как переживает за нее Шафи. Он передает мне очередную шифрограмму. И просит в следующий раз принести топографическую карту нашего района. Ему нужно определить точные координаты нескольких целей.
Выясняется, что в Калашахи Шафи перебрался по личному указанию Ахмад Шаха. Я помню, что они старые друзья. Но их взаимоотношения мне еще не совсем понятны. В старом альбоме у Сан Саныча я видел фотографию их третьего друга. Сейчас он занимает очень высокий пост в афганской армии. Носит генеральские погоны. На снимке он одет в форму майора Советской Армии. Что объединяет офицера Главного разведывательного управления, главаря моджахедов и простого дехканина Шафи? Кроме дружбы? Непонятно.
Вообще-то на фотографии у Сан Саныча стоят в обнимку три человека. Сам Сан Саныч и два майора. Лица у майоров приметные. Один из них работает сейчас в Афганистане большим военачальником, второй совсем недавно погиб в Иране. В должности вождя крупного племени курдов. Довольно интересная должность для советского офицера. Просто удивительно, как могла сохраниться такая фотография.
Я показываю Шафи свою ночную работу. Свой первый, сделанный своими руками нож. Я пытался повторить форму охотничьего ножа. Но моя работа не произвела на Шафи абсолютно никакого впечатления. Для чего он дал мне такую работу, не совсем понятно. Видно, у него какие-то свои планы. Возможно, он ко мне просто присматривается. Или, может быть, у него дома просто закончились столовые приборы. Ножи, например.
Шафи задает лишь два вопроса. Для чего я сделал нож? И почему именно такой? Я отвечаю, этот нож предназначен для работы в ближнем бою, а форма его определена предназначением. К этим вопросам я не готов. Хотя и понимаю, что пока не найду на них правильных ответов не смогу выполнить задание Шафи.