Безмолвно созерцая, как окраины Срединного Королевства пылали в пожарах поднятых мятежей, яркая властительница ночи не обращала ни малейшего внимания, на поглощённую мглой столицу государства. Под охраной лучших из лучших, Райтон превратился в неприступную крепость и едва ли нуждался в благословении какой-то там луны.
Тем временем, в зале для торжественных приёмов главного замка столицы Срединного Королевства было мрачно и немноголюдно. Сквозь занавешенные плотными шторами окна не пробивалось ни единой капельки света, словно в замке решили объявить тому тотальную войну.
Восседая на троне монарха некогда великого королевства, темноволосая леди с чёрными аспидными глазами с лёгким прищуром оглядывала склонившегося перед ней в глубоком поклоне массивного Быка. Поглаживая расшитый золотистым стеклярусом воротник, королева с интересом поглядывала на сопровождавшего буллса мужчину в балахоне.
– Я слушаю! – надменно произнесла восседавшая на троне королева, чей голос был так мягок и сладок, что слышать его было истинным удовольствием, – Ты принёс вести, не так ли?! Так поведай же о них мне!
Пребывая в смятении, буллс не мог выдавить из себя ни слова. Словно музыка, голос королевы прокатился в пространстве, растекаясь приятным тёплым чувством эйфории в душе каждого мужчины, что, волей случая, слышал его. Не исключением стал и склонившийся перед троном семифутовый Бык, что буквально млел от внимания королевы.
– Отвечай! – прорычал чей-то сдавленный голос, и подошедший со спины худощавый мужчина крепко ткнул того в бок.
Буллс никак не отреагировал на толчок слуги, напротив, ещё сильнее укрепился в своём желании молчать. Гонимый алчной жилкой, коренастый семирид уже успел пожалеть о том, что он прибыл в Райтон, но едва ли у него был шанс хоть что-то изменить сейчас.
Не смея поднять глаза, Бык стойко держался в поклоне, разглядывая всё, что попадалось ему на глаза, будь то его зелёные мешковатые штаны или торчащие из-под них массивные копыта в грязных обмотках. В этот самый момент в душе буллса бурным штормом слились десятки противоречивых чувств, сильнейшим из которых была жажда мести.
– Ваше Величество! – нарочито громко закричал худощавый слуга, в очередной раз, ткнув Быка в бок, – Арчис Морда-с!
Нахмурив брови, Бык шумно втянул воздух своими огромными ноздрями. Доложивший о его прибытии морщинистый слуга не иначе, как намеренно исковеркал имя его рода, чем вызвал негодование отомлевшего буллса. В какой-то момент, Арчис уже хотел было возразить, возомнившему о себе невесть что, слуге, но в последний момент передумал.
Со стороны могло показаться, что Бык обрёл самообладание, но на деле отнюдь не это чувство движело им. Не поднимая глаз с пола, Арчис увидел пару отполированных до блеска кожаных ботфорт, что своими размерами непрозрачно намекали о внушительных размерах плеч их обладателя.
Слегка приподняв взгляд, но не поднимая при этом головы, Бык увидел как из ботфорт произрастала величественная фигура рыцаря, облачённого в фиолетовый мундир и чёрный профилированный нагрудник, имитировавший его мышцы. Лица рыцаря Арчис разглядеть не смог, за то видел массивный меч, рукоять которого тот беспощадно натирал.
– Морда-с прибыл из Королевства Эверноу! – продолжал слуга, – Согласно вашему указу о справах посягнувшей на лик единой правительницы Срединного Королевства, этот буллс посчитал своим долгом доложить вам о случившемся, а вот о чём именно, поведает сам Морда-с.
Отойдя в сторону, худощавый старик предоставил слово Быку, который всё ещё был не в силах произнести и слова. Сказать, что стоявший чуть поодаль слуга был неприятен Арчису, значит не сказать ничего. Откровенно говоря и сам слуга тёплых чувств к буллсу не питал, при этом не гнушаясь выказывать своего явного отвращения к нему.
– Живо говори, село неотёсанное! – сквозь зубы прошипел старик, как бы невзначай толкнув Быка в плечо.
Прикрываясь своим положением, слуга то и дело высокомерно поучал буллса, давая ему одно указание за другим. Хоть со стороны подобное поведение тронного глашатая ни на йоту не выбивалось из рамок, всё же здесь и сейчас Арчис чувствовал его пренебрежение в свой адрес, отчего едва сдерживался, чтобы не дать воли бушующей в нём ярости.