- Это херовая сделка, Стайлз.
- Срать, - шепчет тот.
Ему действительно всё равно, кажется, потому что злость карих глаз затягивается тёплой поволокой, когда пальцы несмело очерчивают несколько рёбер, заставляя Хейла напрячься, опуститься взглядом по телу Стайлза, словно оценяя масштабы собственного полного провала.
Собственной болезненной катастрофы.
Питер знал, о чём говорил.
Потому что Дереку тоже становится всё равно - он чувствует запах возбуждения. Яркий и тёрпкий, какой бывает только у восемнадцатилетних подростков. Этот запах заставляет сжимать зубы, сдерживая когти, чтобы не впиться ими в подставленное тело, которое настойчиво притирается к нему - близко. Совсем близко. Непозволительно.
Впиться и отшвырнуть от себя. Или впечатать лицом в “Камаро” и всё-таки трахнуть, повестись на умоляющий взгляд.
В неугомонных пальцах Стайлза нетерпение такое жгучее, что остаётся только смотреть в горящие радужки и чувствовать, как мальчишеские ладони оглаживают, осторожно проводят по напряжённым бокам прежде чем спуститься вниз, к животу. Стилински задыхается ему в губы, не смея прикоснуться к ним без разрешения. Дерек медленно облизывает свои, когда цепкие пальцы принимаются быстро, как будто боясь передумать, расстёгивать тяжёлый ремень.
- Стайлз, - предупреждающе рычит он, в то время как волк в груди изнывает от желания подмять под себя молодое тело.
- Пожалуйста, Дерек, - тихо шепчет Стилински срывающимся голосом. Он почти теряется здесь, в безлюдной иссохшей прерии. - Я здоров сейчас, клянусь. Пожалуйста.
Говорят, что люди трусливые существа - им проще не видеть. Поэтому когда он опускает голову, Хейл плотно закрывает глаза, чувствуя как закатное солнце слепит его сквозь веки.
Сейчас Стилински здоров. Сейчас болен Дерек.
И он думает: “Плохая идея”, когда понимает, что это губы Стайлза касаются его груди сквозь майку, а упругое тело втискивается ему между колен.
Он думает: “Очень, очень плохая идея”, когда голый живот с силой проезжается по ширинке Дерека, пока Стилински опускается вниз и шепчет что-то о том, что у Дерека стоит.
Думает: “ О, боже”, когда торопливые пальцы цепляют края майки и тащат ткань наверх, а горячий язык и открытые губы вытворяют на его теле какой-то влажный кошмар, от которого жилы сводит.
Когда Стайлз лихорадочно прихватывает зубами пуговицу на джинсах, прежде чем расстегнуть её, у Хейла отключается крыша - Хейл приподнимает бёдра, чтобы помочь стащить с себя ткань. И это конец.
Он открывает глаза и смотрит вниз, на склонённую голову, влажные губы и ошалелый взгляд Стайлза, пока волк внутри роет Дереку могилу своими крепкими лапами. Он смотрит, как руки мальчишки судорожно стаскивают джинсы вместе с бельём, как краснеют бледные щёки, усыпанные родинками, при виде члена Хейла, который уже стоит почти болезненно сильно и наливается сильнее от жаркого сосредоточенного дыхания Стайлза.
Понятное дело, что он никогда прежде не делал ничего подобного, но когда влажные губы обхватывают головку, пробегаясь языком по самому кончику, пустыня перед глазами Дерека разрывается на песчинки.
Вкус у него немного горьковатый, мускусный.
На несколько мгновений Стайлз застывает, невесомо скользя губами по горячей коже, а затем начинает осторожно двигать головой в попытке распробовать, запомнить, уловить мельчайшие подробности. Такие как скользящие по капоту в поисках опоры руки. Шумное, немного сбитое дыхание. Вздрагивающий живот, когда Стайлзу удаётся расслабить глотку и позволить крепкому члену скользнуть в себя чуть глубже, чем до середины - больше он просто не может взять. И ещё рычание волчары сквозь зубы, почти неслышно.
И всё это - охренеть, как круто.
Сжимая одной рукой крепкое бедро, а второй - собственный стояк сквозь ткань джинс, он представляет, каково сейчас Дереку, даже если это самый нелепый минет в его жизни. Что он чувствует, когда Стайлз выпускает изо рта его член, блестящий от слюны и густой смазки, чтобы вдохнуть немного воздуха, и тут же начинает прослеживать кончиком языка пульсирующие вены у крупной головки, надавливая на них, отчего тело Дерека почти болезненно застывает. Он весь слегка сжимается и тихо шипит сквозь зубы - у Стайлза перед глазами лопаются белоснежные круги вперемежку с ярко-алыми. Но Хейл сдерживает себя - это видно в первую очередь по тому, как напряжены пальцы, которые вот-вот погнут боковое крыло капота.
В голове шумит и стучит, а яйца сжаты так, что скоро зазвенят. Стайлзу настолько кайфово, что он практически не соображает. Всё, что нужно - чтобы Дереку это понравилось так же, как и ему. И чувствовать его больше, ещё больше, чем сейчас.
Низкое утробное рычание в ответ разрывает что-то в груди Стайлза, и он едва не кончает, когда бёдра Хейла яростно толкаются вперёд. Головка проезжается по нёбу, оставляя на нём вкус, от которого пальцы на ногах Стилински тут же поджимаются, а дыхание перехватывает. Он сжимает основание члена и снимается с него, поднимая горящий взгляд на Дерека, двигая крепко сжатой рукой, ловя густые капли на полпути и размазывая их по всей длине. Как это прекрасно и нечестно, что у этого парня есть член, и что он функционирует как у всех мужчин на свете, полностью переключив управление на нижний автопилот.
У Хейла лихорадочный румянец на щеках, едва заметный из-за щетины. Тяжело приоткрытые веки и прикушенная губа. Он смотрит так, словно ничего сильнее у него ещё не было, и Стайлз не хочет - у него бы не получилось, - думать об этом прямо сейчас.
Потому что он начинает целовать каменно-напряжённый низ мускулистого живота, не прекращая - обоже - дрочить Дереку Хейлу, и вылизывать паховые впадины сквозь сбивчивое бормотание - твою мать, какой же ты охуительно вкусный, - отслеживая глубокие борозды до тазовых костей. Пытаясь прикусить лёгкий след на коже от белья, но оборотень так рвано дышит, что сделать это практически невозможно.