Он чудовищно соскучился по ним и по Дереку, но сознание не выпускает его из своей тюрьмы; Стайлзу снова кажется, что он сидит в крошечном железном ящике и орёт. Срывает связки: “Выпусти меня! Выпусти меня!”. Но выпустить некому. На этот раз в голове живёт не лисица.
Он запер себя сам.
Иногда губы начинают бормотать какую-то ересь. Он повторяет её снова и снова, зовёт кого-то, разлепляя глаза и проваливаясь пустым взглядом в ряд плоских лампочек. Они выключены, а значит - ночь. Стайлз дрейфует в ней, тонет, она внутри. Я в коробочке, - думает он. Я в коробочке, очень маленькой. В ней темно, но во мне темнее.
Чьи-то руки тащат на дно. Чьи-то - скручивают мозги в кулаках так, что боль не оставляет ни на секунду. И чьи-то ещё удерживают здесь. Он ненавидит их больше всего.
Он тоскует по ним - больше всего.
А ещё через несколько дней после того, как он возвращается в сомнительное сознание, которое уместнее было бы назвать бредом больного на голову человека, он видит свою мать.
Она мягко улыбается, присев на край его неудобной постели. У неё мягкие локоны и невыносимо-тёплые глаза. Стайлзу не горько, не страшно, он просто смотрит на неё и чувствует… покой. Клаудия мягко гладит его колено, и на миг боль отступает. На миг ему кажется, что сейчас всё закончится, раньше времени, куда раньше. Только вот на губах снова какие-то хрипы. Что-то держит его, а мать улыбается ещё теплее. Протягивает руку, осторожно обводит пальцами лицо и Стайлз закрывает глаза, выдавливая:
- Мам?..
А ему отвечают:
- Тише.
От этого голоса замирает сердце.
- Д…Дер…
- Тише, я здесь.
Он ничего не видит. Он - пыль. Он - шелуха.
Но сердце успокаивается, и под мерную боль в голове сознание снова отступает.
***
- Точно порядок?
- Господи, Скотт, я не хрустальный, и клянусь, если ты сейчас же не поставишь меня на место, я натравлю на тебя Питера.
Оскорблённое достоинство Стайлза страдает уже третий раз за сегодняшний день, когда МакКолл подхватывает его на руки и волочит то в туалет, то в постель, то к окну палаты.
- Почему Питера? - удивляется Скотт, но всё же отступает, поднимая руки.
Стилински, смерив друга строгим взглядом, встаёт сам и осторожно идёт к столу в углу комнаты. Хлопчатобумажная ткань голубой рубашки слегка путается в коленях.
- Потому что никто не любит Питера. А я как баба в этом платье, да?
Скотт приподнимает брови. В углах его глаз подозрительно много морщин.
- Правду, МакКолл. Мне нужен честный ответ, иначе ты - хуёвый друг.
- Да нормальная рубашка, - он опускает взгляд и отворачивается.
Стайлз уверен, что Скотт по-тихому ржёт, и жалеет, что у него не достаточно сил, чтобы подойти и надавать лещей по кучерявой голове. Он старается не спалить себя и свою одышку, поэтому просто садится на стул и придвигает к себе пакет, лежащий на столешнице. В нём дневник и пару открыток - от Лидии и Эрики с Бойдом.
- Господи, сейчас расплачусь…
Хотя он кривит душой. Получать слова ободрения от Мартин приятно. Странно-приятно, как будто от очень близкого и тёплого человека, с которым только вчера виделся. Она собиралась приехать из Лос-Анджелеса со дня на день - это не может не радовать. Хотя он слабо представляет себе, что скажет ей.
Он жил уже второй день.
Вчера ещё не мог ходить, а сегодня поднабрался сил. За двое суток его посетили все, кто мог. Питер заскочил пробегом, примерно через час, как Стилински пришёл в себя. Правда, сделал вид, что вообще не к нему направлялся, но даже задержался поболтать на пару минут.
- Держишься, кнопка? - спрашивает Питер, осматривая просторную палату.
- Ещё как. Скоро надеру тебе задницу, - шутит Стайлз, едва разлепляя губы. У него так болит голова, что жить не хочется.
- Считай, уже надрал, - и оборотень усмехается своей, фирменно-питерской, ухмылкой, слегка проводя пальцами по подвешенной на стойке капельнице. - Знаешь, что Дерек захаживает сюда каждую ночь?
- Нет. - У него нет сил даже на удивление. Но что-то подсказывало, что Дерек рядом. Постоянно.
- Этим ты меня и уделал, кнопка. Вы, ребята, нравитесь мне. Никогда бы не подумал, что всё случится так прозаично…
- Какое сегодня число? - Стайлз открывает тетрадь на чистой странице и хмурится, заставляя глаза поймать ракурс. С ними уже совсем плохо.
- Тридцатое, - МакКолл усаживается в кресло у кровати и достаёт из школьной сумки пару тетрадей. Он занимается здесь, чтобы Стилински не заскучал. Это ценно.
Делая быструю запись - на большую просто не хватает сил, - Стайлз откладывает ручку и прячет тетрадь в ящик стола. Он уже пообещал себе написать кое-что, когда поднаберётся сил. Он уже знает, кому отдаст свой дневник.
Он не уверен, что это кому-то нужно, но…
МакКолл тихо бубнит себе под нос, углубляясь в свои конспекты, а Стайлз наблюдает за ним из своего угла и чувствует себя стариком. Бенджамином грёбаным Баттоном, чья жизнь угасает с быстротой горящей спички.
***
- Не думал, что ты придёшь, - честно говорит Стайлз, наблюдая, как Дерек осторожно закрывает окно. Голос слегка охрип, но спать не хочется совершенно, несмотря на то, что часы на прикроватной тумбочке показывают почти два ночи.