Князь Василий хоть и юн, — ему только осьмнадцатый годок пошел, — но с головушкой ладит. Грамоте и цифири обучен святыми отцами сызмальства. А еще — литовскому языку. Хоть вся деловая переписка ведется на русском, но и литовский может пригодиться. Зная грамоту, любит читать. Евангелие и Псалтырь. Книги мудрые и нужные. Часто засиживается и за русскими летописными сводами, чтобы знать: кто, когда и где на Руси правил да ратоборствовал. Без этого князю никак нельзя.
Радуется и строящемуся монастырю — русскому православному ответу на притязания Литвы и Польши, и прикорнувшей возле него слободке. Она небольшая — всего несколько избушек, крытых камышом. Но это только начало. Со временем разрастется — вот и будут новые податные людишки у князей Шемякиных, а православию — новая паства. Разве это плохо? Нет, не плохо. Даже очень хорошо! От мыслей таких глаза юного князя, черные как агаты, маслянистой пленкой покрылись. На душе благость.
Налюбовавшись заречными лугами, озерами и куртинами далеких рощ, княжич все тем же неспешным шагом, словно пересчитывая дубовые плахи под ногами (а может, и в самом деле пересчитывал — кто его знает), перебирается с восточной стены на северную. Отсюда можно и монастырь с его окрестностями более пристально разглядеть и другими красотами полюбоваться. Хотя бы березовыми рощами, что, как грибы-свинухи, то тут, то там кучковато приютились на взгорках и холмах вдоль дороги, убегающей к Крупцу, Севску и Новгородку Северскому.
«Монастырь крепко обосновался, — подвел князь итог созерцанию. — Надо настоятелю, игумену Ефимию, напомнить, что пора его стеной обнести. На первых порах хотя бы деревянной… А там и о каменной не грех подумать… по примеру Путивля-града». С год тому назад случилось Василию Ивановичу вместе с батюшкой, князем Иваном Дмитриевичем, в Путивле бывать. Так там и детинец — из камня, и монастырь — в каменной ограде, как вой в доспехах, стоит. Не подступишься.
О стене вокруг монастыря князь уже говорил настоятелю, но тот то ли забыл, то ли мимо ушей пропустил, то ли руки пока не доходят…
«Надо обязательно напомнить, — повторил про себя Василий Иванович и, пошире распахнув полы нарядного кунтуша, двинулся к западной стороне замковой стены. Наблюдавшее за ним с земли шляхетство, обходя всевозможные преграды, двинулось следом. Двинулось в молчании, чтобы не мешать юному властелину в созерцании и размышлениях.
Василий Иванович, конечно же, князь. Еще бы — он ведь Рюрикович в шестнадцатом колене, прямой потомок Дмитрия Ивановича Донского. Он князь, но пока что безудельный, так как под батюшкой ходит. Батюшка, Иван Дмитриевич, владеет уделом Северским и Рыльским. Вот он-то и есть удельный князь в Руси Литовской. А Василий при батюшке пока что роль наместника исполняет. «Поезжай, чадо, в Рыльск, — два года тому назад, призвав Василия к себе в княжеские хоромы Новгорода Северского, молвил батюшка, благословляя на наместничество. — Хоть и юн годами, да кровь своя. И за градом присмотришь, и ума-разума поднаберешься. Наставников хороших дам, — пообещал милостиво. Нам незачем чужие рты кормить-прикармливать да потом и следить за ними, чтобы не заворовывались без княжеского догляду… Так что, сын, поезжай». Вот Василий Иванович и наместничает в этом удивительном городе. Приходится — и уму-разуму учится хотя бы у воеводы местного или того же игумена Ефимия, и прислушивается к духовнику, отцу Никодиму. Но случается — и сам уже слово веское имеет. Князь же!