— Откуда ведомо? — метнул на него острый взор великий князь.
— От моих людей — глаз и ушей в чужом стане, — самодовольно ухмыльнулся Федор Иванович.
— Коли так, то хорошо, — уселся поудобней в тронном кресле Иоанн Васильевич. — Есть ли другие мнения?
— Есть. — Встал и оперся на пастырский посох митрополит. — Есть, великий княже…
— Если есть, то молви, — прищурил до узких щелочек очи великий князь.
В этом взгляде таилась угроза. Но митрополит не смутился.
— И молвлю, — рек он, обведя горячим взором собравшихся. — Не гоже великому князю и государю всея Руси прослыть в государстве нашем и за его пределами трусом и бегуном.
Услышав такие обидные слова, резко, как от удара по лицу, дернула главой инокиня Марфа, недовольно зашушукались бояре.
— Да, трусом и бегуном… — не обращая внимания на боярский ропот, повторил митрополит Геронтий. — Ибо как назвать вождя, который бросает свой народ на погибель?
Иоанн Васильевич вновь заерзал задом по сиденью, но не перебил первосвященника. А тот все тем же вдохновенным голосом продолжил:
— Надобно изматывать противника не только сечей, но и терпением. Время должно работать на нас. Ахмату скоро станет голодно и холодно. Его орда и теперь на несколько десятков верст все объела вокруг своего стана. Скоро за конину примутся. Следовательно, многие обезлошадят, станут проявлять недовольство. А там дожди, морозы — и побегут как милые…
— А если не побегут? — перебил владыку великий князь, сдерживая гнев. — Тогда что?..
— Обязательно побегут, — даже и тени сомнения не было в суровом голосе митрополита. — А чтобы это, государь, случилось быстрее, надобно нижегородских ушкуйников с малым войском на судах вниз по Волге послать. Пусть-ка они ударят в самое сердце Орды. Там теперь, надо полагать, войск-то нет… Вот и погуляют наши молодцы так, что шум от этого пира и до хана дойдет. А тут захочет он или не захочет, но будет вынужден повернуть восвояси, оборонять родной кров.
«Дельные речи, — взирая на владыку более приветливее, чем прежде, подумал князь. — Надо обязательно послать войско… и выдать сие решение за свою волю». Митрополит же меж тем продолжал:
— А чтобы притупить бдительность ворога, можно и переговоры затеять…
— Это какие еще? — с нескрываемым интересом воззрился великий князь на молитвенного милостивца Руси.
— Ну, хотя бы с предложение некой дани и просьбой отвести войска… Или с чем-то подобным…
— Что ж, владыка, подумаем над твоими словами — дал понять митрополиту, что тому пора и присесть на свое место Иоанн Васильевич. — Есть ли еще кому что сказать?
— Есть, — тут же отозвался престарелый архиепископ владимирский Вассиан.
— Говори, отче, — разрешил великий князь.
— Великий князь и вы, бояре, — с усилием встав с лавки, начал речь ростовский владыка, — все кровь христианская падет на вас за то, если выдавши христианство, побежите прочь, не сразившись с басурманами-татарами.
Слова старца были гневны и разительны. Великий князь нахмурился, бояре зашептались, задвигали толстыми задами, митрополит и остальное духовенство согласно сказанному кивало седыми главами. А Вассиан, обращаясь непосредственно к Иоанну Васильевичу, продолжил:
— Государь, зачем боишься смерти? Не бойся. Ты не бессмертный, а смертный. Но без року, без часа, установленного Господом нашим, смерти нет ни человеку, ни птице, ни зверю. А ежели кому что наречено, то от этого ни пешком не убежать, ни на коне не ускакать, ни на краю земли не спрятаться!..
Бояре, было возмущенно вздернувшие бородами, притихли. Молча, с прищуром глаз, внимал и великий князь. Таких слов ему никто не сказывал.
— Государь, — смотря сурово из-под белесых бровей с покрасневшими от бдений и лет веками слезящимися глазами, рек далее ростовский владыка, — дай мне, старику, войско в руки, и ты увидишь, уклоню ли я лицо свое перед татарами!
Сказав, старец тихо опустился на лавку, склонив главу ниц. Никто не решался нарушить молчание, повисшее в хоромах. Только тоскливое жужжание невидимой мухи, запутавшейся в паучьих тенетах, тревожило эту тишину какой-то несвоевременностью и ненужностью. Но вот, прерывая затянувшуюся тягостную паузу, вновь встал митрополит Геронтий.
— Поспеши к воинству христианскому, государь — осенил он крестом великого князя. — Бог сохранит царство твое силою честного креста, — вставил он в речь свою дорогое сердцу Иоанна Васильевича слово «царство». — Даст тебе победу над врагом. Только мужайся и крепись, сын мой духовный! Не как наемник, но как пастырь добрый потщись за врученное тебе словесное стадо христовых овец от грядущего ныне волка. Господь укрепит тебя и поможет тебе и всему христианскому воинству.