Тот, отвесив низкий поклон за оказанную честь, робея и заикаясь, сообщил, что в Литве идет натиск на православных.
— Даже дщерь твою, великую княгиню Елену, понуждают принять веру католическую… Владыку смоленского, Иосифа-перевертыша, перекинувшегося на римскую веру, епископов и монахов бернардинских подсылают…
— Ведаю, — скорбно прикрыл тяжелыми веками очи великий князь. — Боярин Иван Мамонов да дьяк Микула Ангелов о том отписывали. Что еще? — вновь тяжело вперился он в щуплого подьячего.
— А еще литовский князь, — опустил Михайло то ли с перепугу, то ли умышленно титул «великий», — отсылает из Вильны бояр наших Василия Ромодановского, Прокопия Скуратова, Дмитрия Пешкова с боярынями и попа Фому, последнюю духовную опору великой княгини.
— Совсем зарвался брат наш и зять, — глухо прокомментировал это известие государь, не обратив никакого внимания на «оговорку» подьячего. Только глазами зло блеснул. Да и то не на подьячего — птаху малую, а на зятя. — Забыл о крестном целовании и договорной грамоте. Войны жаждет…
— Жаждет, жаждет… — глухо зашевелились думные бояре.
— Раз жаждет, да дочь мою Елену обижает, то быть ему самому биту. — Поведя очами, уперся в боярина Холмского. — Князь Василий, что у нас на литовских рубежах?
— Шалят литовские людишки, — подхватился со своего места дородный князь Холмский, быстро сориентировавшись в желаниях московского властителя. — На владения перешедших на нашу сторону князей Воротынских и других нападают. Грабят, жгут, в полон люд черный уводят.
— Значит, бесчестят? — гневом полыхнули глаза московского владыки.
— Бесчестят.
— А мы что?.. Терпим?!
— А мы, великий государь, с божьей помощью острастку им даем да городки их в лоно Руси нашей московской понемногу прибираем.
— Это какие же?
— Да Серпейск, Мезецк, Воротынск, Одоев и иные по Угре-реке — стал перечислять Холмский русские города, отошедшие от Литвы к Москве. — А еще Козельск, Мценск, Белев, Оболенск…
Иоанн Васильевич хотел напомнить зятю, а то и упрекнуть его в том, что часть градов из перечисленных отошла к Московскому государству еще в год свадьбы Елены и Александра. Даже недовольно повел глазами. Однако Холмский упредил:
— Ныне князь Бельский, Семен Иванович, бьет тебе, великий государь, челом, чтобы ты, великий государь взял его к себе на службу вместе с уделом и волостями.
— Отпиши, что берем и наградим. И в обиду не дадим.
— Исполню, государь, — с готовностью поклонился князь Холмский. — А еще, светлый государь, бьют тебе челом князь черниговский Семен, сын князя Ивана Андреевича Можайского, да князь рыльский и северский Василий, сын Ивана Дмитриевича Шемякина.
Сказал и воззрился на великого князя: как тот отреагирует на такую весть. Думцы притихли так, что пролети муха, — слышно бы стало в любом углу Грановитой палаты, где собрались думцы. Но Иоанн Васильевич ни одним мускулом не дрогнул, словно речь шла не о врагах его рода, а о друзьях:
— Челом бьют с вотчинами или лишь от себя?
— С вотчинами и всеми людьми своими, — тут же уточнил Холмский.
— И им от моего имени отпиши, что будут приняты с любовью.
— Немедленно исполню, великий государь, — поклонился князь Василий Данилович, тогда как «позабытый» всеми подьячий Михайло Шестак продолжал стоять, боясь шевельнуться и вызвать тем самым великокняжеский гнев.
— А теперь бояре, — обратился Иоанн ко всем думцам сразу, — надо войско собирать да воевод назначать. Думаю, рать с Литвой не за горами. Нанесенное мне, государю вашему, бесчестье литовским князем, только кровью можно смыть.
— Верно, верно! — дружно шумнули думцы.
— Вот и решайте, кому рати наши доверим.
Получив право на слово, бояре подняли такой галдеж, что хоть уши затыкай.
— Да тише вы! — поморщился великий князь и государь всея Руси. — Спокойнее надо. Не на торжище, чай…
Бояре попритихли после окрика, но ненадолго. Пришлось встать митрополиту, чтобы тоже призвать думцев к порядку.
— Стыдитесь! Ведь царь пред вами…
После долгих споров решили, что войска вести воеводам Якову Захарьевичу Кошкину да брату его Юрию, Даниилу Щене и сыну великого князя Дмитрию Иоанновичу. Первым идти на Брянск и Дорогобуж, а князю Дмитрию — на Смоленск. По приговору боярской думы послами в Вильну с объявлением перечня обид и неправд, а также войны направлялись Иван Телешов и Афанасий Вязмятин.