А что до родных? Очень хочется надеяться, что в реальности я так и остался при них, а здесь какой-то мой аватар. А если нет… Ну что же, жена у меня умная и хваткая, настоящая украинка, не карикатурный и пропагандистский образ, а именно настоящая. Не пропадет и дочь в обиду не даст. К тому же, я успел их нормально обеспечить.
Завтракал пышными блинами с той же рыбой, все понравилось, кроме того, что пища практически не соленая. Но неожиданно обнаружилось, что при Шемяки есть походная солонка, что очень обрадовало. А еще обрадовало, что проснулся бодрым и сильным, что в моем возрасте большая редкость. Как говорится, если после пятидесяти ты просыпаешься и у тебя ничего не болит, значит ты умер.
Молодое тело радовало, но не порадовало, что Зарина начала поутру ластиться с явными похотливыми намерениями. Нет, я не монах, ничего человеческого не сторонюсь, опять же, женщин люблю. Но…
Но еще до сих пор люблю жену. В общем, не стал спешить. К счастью, аланка неохоту восприняла совершенно нормально.
Вакула еще до завтрака наябедничал, что брательник ни свет, ни заря снова ломанулся к игумену Зиновию и тот его все-таки принял.
А потом пришел и мой черед — но не в пример брату, игумен Зиновий заявился ко мне сам.
Сухенький старикан с ехидной мордой и козлиной бородкой, вид ветхий — но глаза живые и умные. Ряса из простого домотканого сукна, поверх простой и такой же ветхий как хозяин тулупчик, а крест на груди медный, позеленевший. В руках клюка из обычной палки. В общем, игумен мне понравился, ибо показался настоящим. В самом деле, когда тебе толкует об смирении и аскетичности персонаж в шелковой рясе и в золоте с драгоценными каменьями, сами понимаете, тут не до доверия.
Явился он неожиданно, мои сплоховали, вовремя не предупредили и Зара не успела уйти из комнаты. Старец сразу же недовольно стрельнул на нее глазами, но аланка тут же кинулась к его ногам:
— Благословите отче…
Игумен предусмотрительно на меня зыркнул, поколебался, но благословил, хотя вдобавок несильно стукнул клюкой по спине, приговаривая, что за блуд, а потом добродушно отправил вон.
— Иди с богом девка, не для твоего ума разговор будет.
Я даже не представлял, как начинать беседу с монахом, но тот, к счастью, обошелся без церемониальных экивоков.
— Сам знаешь, о чем будет разговор, сын мой… — сухо буркнул он, с кряхтеньем примостившись на лавку. — Знаю я уже что случилось. Прискорбно, ничего не скажешь. Думаю, бабья дурость здесь, а не умысел. Пусти бабу к власти — жди беды! Вон, брат твой единоутробный крови жаждет, а ты сам что думаешь? Какое твое решение будет?
— Рано пока еще решать, — спокойно ответил я, ни капельки ни покривив душой. Ведь нихрена не соображаю на самом деле. Тут не до решений, сдуру такое можно наворотить, что даже потомки не расхлебают.
— Охо-хо… — Зиновий скорбно покачал головой. — Ведь невиданное случилось. Вы московские всегда друг за друга горой стояли, на вашем единстве Русь стояла, а тут… охо-хо, прости Господи… — он немного помолчал, видимо ожидая, что я скажу, не дождался и продолжил.
— Может образумишь своих? А я подмогну. Ведь кровь прольется, народу зачем страдать?
— Как образумить? — резко возразил я. — Сам подскажи отче. Может знаешь, как войны избежать? Разве что великий князь с повинной пойдет. Меньшее не сгодится. Но такому не бывать. Я крови не жажду, но то только я. Моего слова мало.
— Потяни время, сынок! — вскинулся игумен. — А я помыслю, как вас помирить. Ей-ей, постараюсь. Есть наметки. Василию сейчас не до войны, под власть матери он тоже не пойдет, оперился уже.
— Постарайся отче, — сухо ответил я, отыгрывая роль властного князя. — Только чтобы не вышло, чтобы он сам, когда будет готов, не пошел на нас. Сам знаешь, хочешь мира, готовься к войне. Обещаю, сделаю все что могу, но для того, чтобы я был уверен, что измены не будет, хочу каждый шаг его знать. Шли ко мне гонцов. Но понимай, нужна правда, ежели правды не будет — мира тоже не будет.
— Это что, мне тебе доносить… — гневно нахохлившись, начал игумен, но я его тактично перебил.
— Ты отче за Русь радеешь, я за Русь радею… — тактично прервал я его. — Значит правильно будет, что мы объединим усилия? А я тебе сообщу, к чему пришло. Доносить не прошу, но сие не донос, а взаимное уважение.