Захари вскочил.
— Ройс! — воскликнул он изумленно. — Что ты здесь делаешь?!
Ройс сухо ответил:
— Кажется, это моя кухня. Захари покраснел до корней волос.
— Я не о том! — сказал он почти с отчаянием. — Что тебя привело сюда? Ты никогда не заходил на кухню!
— То же самое я мог бы сказать о тебе, и тем не Менее ты здесь. Хотел бы и я знать: почему?
Отбросив охватившее его смущение, Захари усмехнулся:
— Джереми и Леланд не поверили, когда я сказал, что воришка оказался девушкой… Поэтому мы спустились вниз, чтобы посмотреть на Пип, и…
— Думаю, об остальном я могу догадаться и сам. Видя, как покраснели двое молодых людей, Ройс кивнул им и заметил:
— Итак, лично осмотрев пополнение к моему хозяйству, вы убедились, к какому полу оно относится?
Робко улыбнувшись, оба молодых человека пробормотали что-то невнятное и быстро поднялись.
— Нам пора, — сказал Джереми. — Мы зашли на минутку.
— Ты пойдешь с нами в Теттерхолл? Я слышал, лорд Мачмаунт продает своего жеребца.
Захари с пылом присоединился к ним, и, попрощавшись с Ройсом, уже на пороге кухни все трое как один обернулись к Пип.
— Вы дадите нам шанс отыграться? — лукаво спросил Захари.
Пип рассмеялась:
— С удовольствием, господа! — И повернулась к Рой-су:
— Привет, хозяин. Хорошо спалось? Ройс присел на край стола:
— Да. А тебе?
Отогнав воспоминания о встрече с Джако и Беном, Пип быстро ответила:
— Прекрасно.
.Она сидела в нескольких дюймах от Ройса, и его близость почему-то остро волновала ее.
Хотя они были одни, Ройс, опасаясь помехи, резко бросил девушке:
— Я должен поговорить с тобой. Пойдем в библиотеку! Вид у Пип был самый вызывающий, и она уже собиралась высказать ему все, что думает по этому поводу, когда он почти вытолкнул девушку из кухни. Взглянув на нее сверху вниз, Ройс холодно заметил:
— Это не просьба. Мне незачем просить — достаточно приказать. И тебе, пока ты под моей крышей, придется повиноваться!
Вся кипя, с потемневшими от гнева глазами, Пип споткнулась за его спиной и чуть не упала. «Заносчивый индюк!» Ее лицо было очень выразительно, и Ройс усмехнулся.
— Да, я такой, — сказал он спокойно, открывая дверь в библиотеку.
Изумленная, Пип осторожно посмотрела на него.
«Черт подери! Он что, читает мысли? Этого еще не хватало!»
Тут он наклонился к самому ее уху и прошептал:
— При случае я и этим занимаюсь.
Вконец сбитая с толку, подозревая, что попала в лапы к колдуну, Пип во все глаза смотрела на Ройса, и он наконец отпустил ее руку.
Суровое красивое лицо американца дышало энергией. Высокомерие, свойственное этому человеку, только оттеняло его привлекательность; будто скульптором высеченное, стройное, сильное тело его волновало Пип. Сконфуженная тем, что воспринимает его как мужчину, Пип нашла убежище в гневе.. Презрительно скривив рот, она дерзко спросила:
— Ну, хозяин? Что скажете?
Устроившись на углу большого стола орехового дерева, Ройс скрестил руки на груди и сухо ответил:
— Придется объяснить тебе, дитя мое, чем ты должна заниматься в моем доме и что мне не по нраву. Начнем с игры в карты. Чтобы этого больше не было! Понятно?
Игра в карты не была страстью Пип, но его слова, особенно тон уязвили ее.
— Черт подери! — протянула она оскорбительно. — А чем же мне еще развлечься? Глаза Ройса сузились:
— Ты можешь развлечься, изучая обязанности, возложенные на слуг! Айви и другие научат тебя этому. Если ты останешься в моем доме, тебе придется подчиняться его законам!
— А если мне не нравится быть чертовой служанкой? А предположим, я хочу домой? — выпалила Пип подбоченясь.
Недобрая улыбка искривляла губы ее собеседника.
— Домой? — переспросил Ройс, растягивая слова. — А ухаживание одноглазого тебя не смущает?
Пип побледнела, ее глаза округлились. Забыв на минуту свою роль, она сделала шаг вперед:
— Откуда ты знаешь об одноглазом?
— Твои братья были так добры, что поведали мне эту историю сегодня ночью. Пип задохнулась:
— Мои братья? Ты их видел? — Страх охватил ее, и, забыв собственные горести, она воскликнула:
— Где они? Ты отправил их в тюрьму?! В Ньюгейт?
Безгранично тронутый, Ройс успокоил ее:
— Нет, они не в Ньюгейте — я не причинил им никакого, уверяю тебя, вреда. Они ушли отсюда на рассвете, после того как мы очень мило побеседовали втроем.
— А как я узнаю, что ты не врешь?
— Я не могу представить тебе ни одного доказательства, да и не намерен это делать — придется поверить мне на слово. Проснувшись, я спустился вниз и нашел твоих братьев на кухне — вскоре после твоего разговора с ними. Я убедил их довериться мне. Иначе каким образом я узнал бы об одноглазом или о том, что ты прекрасно владеешь речью, когда хочешь? Если бы я их задержал и отправил в Ньюгейт, откуда бы мне знать все это?
Пип подозрительно смотрела на него, медленно переваривая услышанное. В самом деле, в этом было что-то похожее на правду, но…
— А ты не бил их, чтобы они развязали язык? Не привыкший, чтобы в его словах сомневались, тем более подобранная им на улице маленькая замарашка, Ройс медленно произнес:
— Как правило, я не бью людей, хотя для тебя я мог бы сделать исключение. Впрочем, мне надоела эта тема. Я не собираюсь больше тратить время, убеждая тебя в том, что говорю правду. — Он бросил на нее почти неприязненный взгляд. — Я сказал твоим братьям, что ты можешь остаться здесь на некоторое время, чтобы обезопасить себя от одноглазого. Но уж если я пошел на этот шаг, придется тебе жить по моим законам. Надеюсь, я выражаюсь понятным языком?
— О, конечно, милорд! Еще бы, милорд! — Бешенство прорвалось в голосе Пип. — Видимо, мне следует облобызать ваши ноги в знак благодарности!
— Ты, ты, неблагодарная! — Ройс ринулся к ней и, схватив за плечи, хорошенько встряхнул. — Если ты не научишься держать язык за зубами, я могу действительно задать тебе хорошую трепку! — Он едко улыбнулся. — И притом получить удовольствие от этого!
Пип тут же набросилась на него, но Ройсу удалось уклониться от ее кулаков.
— О, только не это, мой маленький сорвиголова! Я уже достаточно настрадался от подобного обращения вчера.
Схватив Пип за запястья, Ройс заломил ей руки за спину.
— А что ты теперь собираешься делать? — спросил он, пока она в беспомощном бешенстве вырывалась из его объятий. — Укусишь меня?
— Прекрасная мысль! — выдохнула Пип. Ее голова откинулась назад, серые глаза почернели, грудь тяжело вздымалась от отчаянных попыток вырваться.
Ройс с легкостью прижал к себе извивающееся тело, насмешливо глядя в ненавидящие глаза противницы, и вдруг против воли глаза его стали серьезны: красота девушки была поистине необычайна. Почти недоверчиво его взгляд исследовал черты этого полуребенка: алебастровая кожа казалась еще белее и чище рядом с темнотой кудрей, будто вырезанных из черного дерева, высокомерный маленький нос и глубина серых глаз с поволокой, опушенных густыми ресницами, — где мог вырасти такой цветок? Пораженный, Ройс позволил своим глазам опуститься вниз, к искушающей нежности маленького розового рта. Странная нота прозвучала в его голосе, когда он произнес:
— Кто бы мог подумать, что под всеми этими колючками прячется такая незабудка.
Сердце Пип, казалось, было готово выпрыгнуть из груди, у нее перехватило дыхание. Ее тело словно обожгла близость чужого тела, и, когда она коснулась груди американца, ей стало страшно и приятно как никогда в жизни. Не понимая, что случилось, с сознанием, что нечто новое, опасное, почти невыносимое проскользнуло между ними, она возобновила свои попытки вырваться.
К ее удивлению, Ройс тотчас отпустил ее, и она, не удержавшись на ногах, отлетела от него на добрых два метра. Не говоря ни слова, они смотрели друг на друга. Затем, словно ничего не произошло, рот Ройса угрюмо сжался, и девушка услышала:
— Если не хочешь получить хорошую трепку, немедленно убирайся на кухню! И постарайся быть там полезной.
— Почему? — Пип перевела дух. — Я хотела спросить: почему вы все это делаете? Позволили моим братьям уйти. Разрешили мне остаться. Почему вы не вышвырнули меня на улицу?