– Вы, я слышал, хотите написать книгу, – удивил Штерн. – Правда, название мне не по душе – «Глазами психа»…
– Вот как?! – я подался вперёд и облокотился о стол, изображая полное внимание, – не каждый день ученые начинают верить в души. Но Штерн молчал, наблюдая, как от напряжения белеет мой указательный палец, упёртый в подбородок.
– Да, я собираюсь написать книгу. А её название я еще обдумываю… Сначала хотел – «Глазами психически больного». Грамотно и профессионально, как мне кажется, но эти длинные названия… они плохо запоминаются, и вообще, как ни печально, сегодня невежество ценится больше, чем что-то стоящее. Сами посудите: книжные полки завалены дешёвым чтивом. Большинство читателей – быдло, ну, или это издатели полагают, что быдло превалирует, и плодят безвкусицу.
– Возможно, – улыбнулся Док. – В общем, если бы я не мог подтвердить свои слова делом, я бы к вам не пришел. Как уже сказал, я изобрёл прибор – резонатор зет-поля – и предлагаю вам испытать его на себе. Думаю, такой опыт украсит любую книгу!
– Вы хотите подвергнуть меня воздействию вашего зет-поля? – мое удивление было таким искренним, что я даже испугался собственной откровенности с клиентом. – Чтобы я увидел их? Кого, разрешите полюбопытствовать, вы ведь так и не сказали, что это за существа?
– Хм, – Доктор немного помолчал и добавил: – Если не испугаетесь, то увидите сами.
Ночи в отделении для буйных давно научили отличать страх от осторожности, а идти на поводу у кого-то запрещали амбиции молодости: «Я же Вэн Райт – в недалёком (!) будущем Великий Психотерапевт. Мир ещё заговорит обо мне с придыханием!» Но страх, взглянувший на меня со страниц ещё не написанной книги, обещал, что читатели наверняка оценят союз с сумасшедшим, но известным Доктором. Поэтому как-то само собой на волю вырвалась бойкая бравада:
– Вы шутите? О каком страхе вообще может идти речь?!
ПОД КОЛПАКОМ ЗЕТ-ПОЛЯ
В своих мыслях я отвёл кабинету Доктора место в полуразрушенном особняке на окраине, где заросли гортензии крупнолистной надежно скрывали двор от любопытных глаз. Но он направил кэб в бетонные дебри, несколько вырубленные кризисом 70-х, когда двухэтажные коттеджи потеснили строй монотонных многоэтажек. Кукольный домик из красного кирпича стойко сносил сверкающие плети молний, подпирая низкое тёмное небо двускатной крышей. Перед высоким крыльцом с пафосной дверью предчувствие экскурсии по катакомбам окончательно утвердилось во мне.
Пожилой, но сохранивший важную осанку дворецкий открывал массивную дверь так же медленно, как и двигался сам, скрипя всеми суставами. Он поздоровался, поинтересовался, не угодно ли нам high tea6.
– Д-р Штерн, как много времени займёт у нас вся эта процедура? – с натянутой улыбкой спросил я, понимая, что пытаюсь таким образом замаскировать охватившую меня тревогу.
– Немного, мистер Райт, – сухо ответил он.
Мне было не до чая, хотя любопытство высушило губы и язык. Дворецкий, получив отказ, взял наши плащи и с достоинством удалился.
По расшатанной винтовой лестнице, с явным трудом приспособленной к стандартному проекту коттеджа, мы поднялись на второй этаж. Сунув мне в руку блютуз-наушник, Доктор Штерн длинным ключом, похожим на хирургический инструмент, отпер одну из дверей.
– Прошу, проходите, – он толкнул ее плечом и отдал мне ключ. – Будьте как дома. Все в этой комнате, включая бар, к вашим услугам.
Я ощутил себя крысой, помещённой в клетку со всеми удобствами.
– Ну-с, я пошёл включать генератор, – добавил он и скрылся за дверью соседней комнаты.
Я осторожно вошёл, включил свет. Расположенный в верхней части дверной механизм прикрыл её медленно, но всё равно неожиданно, вызвав какое-то щемящее чувство отрезанности от всего мира.
Неизвестно, что больше двигало Доктором Штерном при обустройстве этого кабинета, – забота о чистоте эксперимента или желание сохранить привычную обстановку, но все же он не стал уродовать его окончательно: большой письменный стол с ноутбуком, кресло, стулья, книжные полки во всю стену, картины, бар в углу и ковёр на полу – всё было как обычно. Эти знакомые глазу предметы выглядели несколько чужеродными в окружении стен, отливающих мутным блеском отполированного свинца, и мрачного потолка из чёрных плит, жужжащего, словно рой пчёл.
«Да, Доктор, пить надо меньше…» – заметил я на столе тюльпан бокала и початую бутылку благородного коньяка. Рассмотреть этикетку мне не пришлось: над столешницей завертелся смерчем туманный сгусток, будто выпуская мои эмоции из горлышка бутылки. «Джин» расширялся и удлинялся до роста среднего человека, прощаясь с аморфностью под аккомпанемент голоса Доктора в наушниках: