Я думаю, что у всех было тяжело на душе, когда Гуннар отвозил нас обратно в Калфарет, потому что в пути никто не проронил ни слова, а выходя из машины, мы поблагодарили Гуннара довольно сдержанно, и лишь Лора, попыталась спасти положение, сказав несколько теплых слов.
В дверях нас встретила Ирена. От ее взгляда не укрылась хромота Лоры, и она, едва ли не оттолкнув Майлза, помогла Лоре подняться по лестнице. Майлз пошел следом, а за ними побежала Дони. Когда Гуннар и я остались в полутемном холле одни, он протянул мне руку со словами:
— Мы поднимемся на Ульрикен как-нибудь в другой раз, более удачный, хорошо? А пока приглядывай за ней.
Все изменилось, и я не протянула ему в ответ руки, чтобы скрепить наш уговор. Покачав головой, ответила:
— Я не несу за нее ответственности и собираюсь уехать отсюда как можно скорее…
— Спасаешься бегством?
Вспыхнув, я намеревалась сказать ему что-то резкое, как вдруг сверху донесся крик, от которого у меня кровь застыла в глазах. Я никогда не слышала, чтобы Лора — я узнала ее голос — кричала так душераздирающе. Гуннар первым взлетел на второй этаж, а я — за ним.
В спальне Майлз крепко прижимал к себе Лору, все тело которой сотрясалось от рыданий. Рядом суетилась Ирена, тоже пытаясь успокоить ее. Поодаль, напустив на себя невинный вид, стояла Дони.
— Что произошло? — спросил Гуннар у Ирены. Она растерянно покачала головой:
— Мисс Уорт вошла в эту комнату и начала кричать. Ума не приложу, что могло её так расстроить.
Я оглядела комнату, но не на уровне глаз, как все остальные, а опустила взгляд вниз, на пол, и тут же увидела фарфоровую кошку. Она служила упором для открытой двери в спальню Лоры — большая тяжелая фарфоровая кошка легкомысленного розового цвета, с красным носом и голубыми глазами с большими ресницами. Она была сделана не из чугуна, как та самая, предположительно послужившая орудием убийства Кэса Элроя, но все равно это был дверной упор в форме кошки.
— Вот, — я тронула кошку ногой, — вот это, должно быть, ее напугало. Я раньше ее здесь не видела.
Пока остальные рассматривали упор, я исподтишка изучала выражение их лиц. Все, за исключением Дони, выглядели возмущенными и расстроенными. Она же не сумела скрыть хитрой усмешки.
— Уберите это отсюда, — приказал Майлз. — Все в порядке, — обратился он к Лоре. — Не расстраивайся из-за такого пустяка. Это, без сомнения, одна из проделок Дони. — Он гневно посмотрел поверх головы Лоры на свою сестру.
Та бочком начала продвигаться к двери, но Гуннар встал в проеме, загородив ей дорогу.
— Будет лучше, если ты нам все расскажешь, — предложил он.
Коварная усмешка сползла с ее лица. Она выглядела напуганной и, казалось, вот-вот расплачется.
— Я всего лишь хотела сделать Лоре сюрприз, — запричитала она, оправдываясь. — Я купила эту фарфоровую кошечку на Торгалменнинг, она выглядела такой смешной, и я подумала, что Лоре она понравится. Последнее время я ее раздражала, и я… я хотела помириться с ней…
Лора подняла голову с плеча Майлза и высвободилась из кольца его рук.
— Простите, — слабым голосом произнесла она. — У меня все еще шалят нервы. Дони, вероятно, не подумала…
— Она подумала, — перебил жену Майлз, изучая ее холодным и беспристрастным взглядом лечащего врача.
Гуннар отступил в сторону, и Дони, издав странный возглас, похожий на визг маленького зверька, спасающегося от охотника, бросилась вон из комнаты.
Лора, прихрамывая, подошла к шезлонгу и села в него, пристроив обутую в ботинок ногу на подушки.
— Пожалуйста, уходите, — попросила она. — Пожалуйста, уйдите все, кроме Ли. Она может помочь мне, если захочет. Мне больше никто не нужен.
Майлз начал было возражать, но она отвернулась, не желая его слушать. По-моему, Ирена тоже хотела остаться, но Лора отвергла всех, за исключением меня, а мне совсем не хотелось тут задерживаться.
Прежде чем уйти, Гуннар отвел меня в сторону и тихо сказал:
— Я хотел бы знать, как она. Не позвонишь ли завтра утром мне домой? Пожалуйста! А в понедельник, если Лора будет в состоянии, я заеду за вами, и мы отправимся навестить мою матушку.
Я молча кивнула, и они все вышли. Когда Ирена унесла розовую фарфоровую кошку и закрыла за собой дверь, я подошла к шезлонгу и встала рядом, глядя сверху вниз на Лору:
— Почему ты оставила именно меня? Не достаточно ли разыгрывать передо мной комедии?
Она сняла свое белое кепи, высвободив из-под него кольцо каштановых волос, и уронила на пол. В ее расширенных зрачках еще таился страх — по-видимому, она до сих пор не оправилась от потрясения при виде фарфорового дверного упора.
— Ты ненавидишь меня, не так ли? — спросила Лора.
— Скажем так, мне в тебе нравится очень немногое, — согласилась я. — Разве что актерская игра.
Она кивнула, словно удовлетворившись моим ответом:
— Ты презираешь и ненавидишь меня, но ты никогда не причинишь мне боли намеренно. Я могу доверять тебе.
Ее слова поразили меня и сбили с толку.
— Если ты имеешь в виду, что я никогда не наброшусь на тебя с кулаками, то ты права. Но во всем остальном ты бы лучше мне не доверяла.
— Договорились, Ли Холлинз. — И она с детской непосредственностью протянула мне руку.
Я хотела отвергнуть эту руку. Я хотела отвергнуть ее доверие. Но вместо этого неохотно протянула свою и почувствовала, как ее теплые пальцы сомкнулись вокруг моих, скрепляя уговор, который заключался против моей воли и был мне непонятен.
— А теперь не поможешь ли мне снять ботинки и не принесешь ли мои комнатные туфли? — попросила она.
Как она привыкла, чтобы ей прислуживали! — возмутилась я про себя, но помогла Лоре снять куртку и принесла комнатные туфли из гардеробной. Затем ослабила шнурки на ботинке, чтобы освободить опухшую лодыжку.
— Подобные вещи следует делать Ирене, — коротко обронила я.
— Ирена против моего возвращения в Голливуд. Она будет читать мне нотации, а я не расположена их слушать. Ты хочешь, чтобы я вернулась. Ты убеждена так же, как Майлз и Гуннар, что моя новая мечта губительна для меня и приведет лишь к полному провалу, но именно по этой причине ты поддержишь меня.
Со вторым ботинком я обошлась резче. Стянула его с ноги и со стуком бросила на пол. Каким бы путем я ни шла, она всегда оказывалась на десять шагов впереди меня.
Майлз, предварительно постучав, вошел в комнату. Лора настороженно посмотрела на него. По-моему, она перестала кому бы то ни было доверять.
— Нужно как следует забинтовать лодыжку, — объяснил он и занялся этим спокойно, умело.
Я скинула с себя куртку, которую Лора одолжила мне для прогулки в горы, и направилась в гардеробную за ее восточным халатом. Сделав вид, будто роюсь на вешалке, я наблюдала за Майлзом через открытую дверь. Если он и любил свою жену, то сейчас это никак не проявлялось, словно она была для него только пациенткой. Закончив бинтовать, он выпрямился и сказал:
— Держи ногу в покое и в приподнятом положении.
— Непременно, — послушно ответила Лора. — Спасибо тебе за заботу, дорогой.
Ничего не ответив ей, он бросил на меня, как обычно, недобрый взгляд и вышел из комнаты. Едва за ним закрылась дверь, как Лора села, опустила ноги на пол и одним гибким движением поднялась.
— А-а, так-то лучше! Бинт помогает. С моей лодыжкой ничего страшного. Но пусть немного поволнуются.
Слегка прихрамывая, она вышла на середину комнаты и стянула через голову белый свитер. Затем ловко выскользнула из черных лыжных брюк и накинула халат, который я ей принесла. Его складки песочного цвета красиво облегали ее тело.
— Теперь, — сказала она, — мы начнем.
— Начнем? — переспросила я.
Не обратив никакого внимания на мое изумление, он подошла к книжному шкафу, выбрала два тома и вернулась вместе с ними к шезлонгу. Снова усевшись в него, она перелистала страницы одного из них и протянула мне открытую книгу:
— Держи… "Гедда Габлер". Я всегда хотела сыграть эту роль в кино. Но вряд ли мне когда-нибудь позволили бы. Ибсен в наши дни не очень популярен, его ставят только в театре. Однако он символизирует Норвегию, и мне полезно для разминки, чтобы включиться в работу, начинать с Гедды. Я ее обожаю. Замечательная роль. Совершенно бессовестная, беспринципная женщина.