В заключение, мистер Уилмарт[2], хочу выразить убеждение, что с багажом наших знаний мы можем оказаться весьма полезными друг другу. Я вовсе не желаю, чтобы Вы каким-то образом пострадали, и должен Вас предупредить, что обладание камнем и записью представляет опасность; но я уверен, что Вы сочтете любой риск во имя знания оправданным. Я поеду в Ньюфан или Братлборо, чтобы отправить Вам все, что Вы сочтете желательным, так как тамошней почтовой службе доверяю больше, чем нашей. Должен заметить, что теперь я живу в совершенном одиночестве, ибо никто из местных не хочет наниматься ко мне на ферму. Они боятся тварей, которые по ночам подбираются близко к дому, заставляя моих псов беспрестанно лаять. Мне остается радоваться, что я не увлекся всеми этими вещами еще при жизни моей жены, ибо это свело бы ее с ума.
С надеждой, что Вы не сочтете меня чересчур назойливым и захотите связаться со мной, а не выбросите это письмо в мусорную корзину, приняв его за бред сумасшедшего, остаюсь
искренне Ваш,
Генри У. Айкли
P.S. Намерен сделать дополнительные отпечатки некоторых фотографий; надеюсь, они помогут проиллюстрировать ряд моих утверждений. Местные старцы находят их отвратительными, но правдоподобными. Вышлю их незамедлительно, если интересно.
Трудно описать чувства, охватившие меня при первом прочтении этого странного документа. По здравом рассуждении, подобные экстравагантные излияния должны были рассмешить меня куда сильнее, чем значительно более безобидные измышления простаков, ранее вызвавшие мое бурное веселье. Но что-то в тоне письма заставило меня отнестись к нему, как ни парадоксально, с исключительной серьезностью. Не то чтобы я хоть на секунду поверил в существование загадочных обитателей подземных шахт, прилетевших с далеких звезд, о чем рассуждал мой корреспондент; но, отбросив первые сомнения, я необъяснимым образом поверил в полное здравомыслие и искренность Айкли, как и в его противостояние с реально существующим, пускай и исключительным, сверхъестественным феноменом, для объяснения которого он призвал на помощь свое буйное воображение. Все обстояло совсем не так, как ему казалось, размышлял я; с другой стороны, эта тайна требовала тщательного расследования. Несомненно, его сильно взволновало и встревожило нечто, и едва ли его волнение и тревога были беспричинны. Он был по-своему конкретен и логичен, и главное – его повесть четко укладывалась, что особенно любопытно, в сюжеты древних мифов, в том числе самых невероятных индейских преданий.
Вполне возможно, что он на самом деле слышал в горах пугающие голоса и на самом деле нашел черный камень, но при этом сделал совершенно безумные умозаключения – вероятно, по наущению человека, которого счел шпионом космических пришельцев и который позднее покончил с собой. Легко предположить, что этот человек был не в своем уме, но, возможно, в его россказнях простодушный Айкли обнаружил крупицу очевидной, но извращенной логики, заставившей его – уже готового к подобным вещам благодаря многолетнему изучению фольклора – поверить в эти бредни. А отказ местных жителей наниматься к нему на работу, видимо, объясняется тем, что малодушные односельчане Айкли были, как и он, уверены: его дом по ночам подвергается нашествию жуткой нечисти. И что еще важно: собаки ведь лаяли!
И потом, упоминание про фонограф и записанные на нем голоса… У меня не было оснований не верить, что он сделал подобную запись в горах при тех самых обстоятельствах, о которых поведал мне. Но что это было: звериный вой, ошибочно принятый им за человеческую речь, или голос скрывающегося в лесу одичавшего человека? Размышления привели меня к черному камню, испещренному загадочными иероглифами, и я стал ломать голову над тем, что бы это значило. А потом задумался о фотоснимках, которые Айкли обещал мне переслать и которые его соседи-старики сочли столь устрашающе правдоподобными…
Перечитывая его каракули, я проникался убеждением: мои доверчивые оппоненты, возможно, имели для своего мнения куда больше оснований, чем мне ранее казалось. В конце концов, странные человекоподобные существа с признаками наследственного упадка и впрямь могут обитать в безлюдных горах Вермонта, хотя они, конечно, не являются теми рожденными на далеких звездах монстрами, о которых толкуют народные поверья. А если эти твари и впрямь существуют, то тогда находки странных тел в разлившихся реках едва ли можно считать сплошной выдумкой. Не самонадеянно ли было мое предположение, будто старинные сказания, как и недавние газетные сообщения, очень далеки от реальности? Впрочем, даже при возникших сомнениях мне было стыдно сознавать, что пищей для них послужило столь причудливое порождение фантазии, как экстравагантное письмо Айкли.
2
«Фольклорист Уилмарт» – эрудит, чьи познания «сосредоточены в области, крайне далекой от приятного», – упоминается также в повести «Хребты безумия». Судя по всему, это один и тот же персонаж.