Мамаева Надежда
Шепот блуждающих песков
Автор сердечно благодарит:
Светлану - за внимание к деталям,
Максима - за менестрелей,
Наталью и Василия - за то, что верили в автора больше, чем он сам в себя,
Брониславу - за магическое ускорение
и дорогих читателей - за поддержку.
Пролог
Дирижабль причалил к пирсу. Здоровенная махина с тремя мощными винтами силовой установки, опутанная энергетическими нитями, плавно покачнулась, словно удобнее устраивая свое брюхо пассажирского отсека в клоках тумана.
Красная ковровая дорожка, начинавшаяся прямо от трапа, который опустился автоматически, едва закрепили швартовые. Оркестр, продрогший под моросящим дождем, но умудрявшийся так виртуозно фальшивить, что его игру можно было принять за весьма талантливую импровизацию. Праздная публика за ограждением. Цилиндры и пальто. Турнюры, вуалетки, зонты. И, конечно же, вездесущие журналисты с блокнотами и камерами-гармошками на изготовку.
Мгновения слагались в минуты, дождь моросил все сильнее, сиятельные леди и джентльмены жаждали лицезреть кронпринца, вернувшегося из дипломатической миссии. Наконец, спустя некоторое время, капитан охраны сам ступил на ковровую дорожку. Он уверенным твердым шагом поднялся по трапу.
Оркестровые музыканты замолчали. Тем отчётливее в наступившей тишине прозвучал голос вернувшегося из дирижабля капитана, бросившего своему старшему помощнику всего одну фразу:
- Вызывай службу императорской безопасности. Срочно!
После этой короткой, но прочувственной речи офицер настоятельно рекомендовал собравшимся расходиться, и если сиятельные решили воспользоваться советом, то у акул пера такой поворот событий пробудил небывалое профессиональное рвение. Никакие посулы и грозные окрики полисменов не заставили отважных профессиональных сплетников покинуть причал.
Стоит ли говорить, что уже вечером газеты пестрели громкими заголовками: "Кронпринц похищен!", "Династия Эронов может прерваться?" "Кто виноват в исчезновении наследника Микаэля: лорды стихий или обычные люди?".
В то же самое время, когда на улицах крикливые мальчишки-торговцы вовсю размахивали желтыми листками, только что вышедшими из под типографского станка, в личном кабинете за внушительным столом из бука сидел глава департамента безопасности. В тридцать восемь Хантер Элмер решил множество сложных загадок, выследил дюжину шпионов и рецидивистов, но вот похищений кронпринцев в его практике еще не было. А потому сейчас сиятельный занимался архиважным делом: он курил. Сизый дым из трубки был столь крепкий, что многих, впервые его вдохнувших, заставлял закашляться. Но подчиненные Хантера хорошо знали не только о этом свойстве табака, но и то том, что когда лорд Элмер курит, его не следует беспокоить. Поскольку в эти моменты, помимо всего прочего, глава отдела безопасности императорской семьи, как любил выражаться его секретарь, "дедуктировал".
Хантер побарабанил пальцем по столешнице и в раздражении отложил трубку. Он пристально уставился на единственную найденную на дирижабле улику - серую нитку висконской пряжи, изрядно засаленную и потертую. Кроме нее ничего, как бы ни старались его ищейки, не обнаружилось: ни возмущения магического фона, ни тел членов экипажа, ни следов борьбы или сонного зелья.
Рука Элмера машинально потянулась к увеличительному окуляру. Щелчок пальцев и нитка начала медленно раскручиваться, высвобождая из тугого плетения волокна и мельчайшие песчинки. Хантер наклонился над столом и белая, как шапка ледника, прядь волос, выбившись из короткой косицы, упала на лицо сиятельного. Он не обратил на нее никакого внимания. Слишком его заинтересовали крупинки. Ярко-рыжие, правильной восьмигранной формы. Их нельзя было рассмотреть человеческим глазом, да и обычное зрение сиятельных этого бы не позволило, но не многократно усиленное магическим окуляром.
Хантер пинцетом аккуратно отделил одно от другого волокна пряжи самой обычной на первой взгляд нитки. Единственное, что было особенным - это способ двойного кручения, когда кудель сначала пряли в одну нить, которую затем мочили, растягивали в волос, а потом сплетали со второй такой же.
Между плетением оказалась засохшая даже не капля, а ее жалкий последыш черного цвета.
- Как интересно.... - протянул Хантер и в задумчивости начал крутить сережку в ухе. К слову, хотя по размерам оно ничуть не уступало обычному человеческому, форма его была иной: остроконечная, с гораздо большим числом мелких хрящевых завитков внутри. А сразу от мочки шла серебристая вязь чешуек, заканчивавшаяся где-то на уровне ключицы. Одним словом, это было ухо типичного сиятельного.
Глава департамента вновь потянулся за трубкой и, затянувшись, уставился на карту империи. Его взгляд остановился на южной границе. Анчар - почти пустыня - территория официально считающаяся имперской, но на деле - дикая, живущая по своим законам, хранящая в своих недрах черное масло и встречающая путников ярко-рыжими пыльными бурями.
Глава 1
Жаркий иссушающий ветер подхватил пригоршню песка и запустил ею мне в лицо. По привычке отвернулась, смежав веки. Спустя несколько мгновений порыв ослаб, позволив открыть глаза и вновь приняться за работу. Сегодня я на зависть всем приютским пацанам помогала Хромому Джо чинить голема. Истукан, исправно батрачивший на благо воспитательного дома вот уже не один десяток лет, лежал распластанным на заднем дворе. У него был "технический осмотр", как гордо обозвал процесс выковыривания песка из примитивных глазниц и смазку металлических деталей Джо.
Хромой еще раз крякнул, сев на ступеньку лестницы, и с довольным видом разогнул механический протез. Потянувшись до хруста, он извлек из кармана кисет с табаком и, достав оттуда щепотку, положил ее в рот с намерением пожевать.
Поморщилась: запах табака я переносила, а вот манера выплевывать махорку отчего-то раздражала. Впрочем, должен же быть у хорошего человека и по совместительству нашего учителя по грамматике, арифметике и истории хоть один недостаток? Хромой Джо был очень хорошим человеком, а посему недостатков имел множество. К тому же он являлся одним из четверых в нашей Столице (а именно так гордо именовался городок на окраине Анчара), кто прилично владел грамотой. Помимо него, хорошо читать и писать умели наша директриса, патер и кабачник. Последнего леди Изольда ни в жизнь не подпустила бы к учебному процессу, а патера мы дружно ненавидели всем приютом за его любовь к розгам и незапланированным постам. Нуднее, чем география, история и слово божье неизменно оказывались только его проповеди, которые он читал каждую седьмицу в своем приходе.
Директриса, естественно, конвоировала весь наш приют послушать, как патер блеет о Всерадетеле. А как же иначе воспитать из детей преступников нормальных людей? Так же она любила повторять, что только труд может облагородить человека и активно внедряла свою идею в жизнь, заставляя нас горбатиться то на приютском огороде, то меся кизяк, то выкидывая навоз из хлева. Таким образом, следуя ее логике, спины и вздернутые зады самых благородных можно было увидеть на стройках и плантациях.