Олеся на секунду прикрыла глаза. А когда открыла, встретилась с удивительным взглядом господаря. Ледяные глаза Габора мерцали в угнетающем сумраке и казались двумя блуждающими огоньками, готовыми заманить наивного путника в омут. Ее уже заманили. Олеся поняла, что готова прыгнуть в этот омут с головой. Погрузиться в него, зная, что спасения не будет. Но хоть раз в жизни почувствовать себя счастливой… Хоть раз в жизни быть с настоящим мужчиной… Нет, не просто с мужчиной – с ним. Габор был идеалом. Совершенным. Он говорил ей жутко унизительные речи, намекал на пропасть между ними, но даже после этого она продолжала его желать.
Пусть потом ее сердце будет окончательно разбито, и не останется никакой надежды получить этого мужчину, но сейчас… сейчас она воспользуется каждой доступной секундой рядом с ним. Послушно возьмет все, что он ей даст. Забудет про гордость и отдастся ему без остатка. Лишь бы получить его себе хоть на краткий миг. Окунуться в иллюзию, что все у них будет волшебно.
Габор повел ее за собой, и Олесе пришлось вынырнуть из неподъемного вороха мыслей. Они оказались на узкой тропе, по обеим сторонам которой высились гигантские сосны. Олеся посмотрела вверх. Деревья-великаны выглядели… странно. Они изгибались дугами, макушки нависали над тропой, едва ли не сцепляясь с деревьями напротив.
И до сих пор, в этой пугающей чаще, встречались осыпающиеся руины. Плотно стоящие ели разрушали небольшую башенку, очертания которой Олеся разглядела во мраке чащобы.
А ведь в сказках все жуткие вещи происходили именно в таких вот лесах. И сейчас Олеся, как никогда, верила в людоедку Бабу Ягу и пряничный домик, найденный Гензелем и Гретель.
Олеся не смогла сдержать нервный смешок.
– Что случилось?
– Ничего. Просто… вспомнила одну сказку…
– Какую? – Габор сосредоточенно всматривался в заросли.
Олеся закусила губу, когда он достал из ножен саблю. Дело плохо… А что, если они сейчас наткнутся на демона? Олеся завороженно смотрела, как по гладкому лезвию скользит хищный блеск. Словно оружие жаждало крови.
– Так какую сказку ты вспомнила? – Габор пристально смотрел на нее.
Олеся поежилась:
– О Гензеле и Гретель.
– Кто это такие? – Кажется, он пытался ее отвлечь.
– Брат с сестрой. Мачеха их не любила и уговорила мужа отвести детей в лес и там оставить. Он так и сделал. Дети бродили по лесу, пока не наткнулись на пряничный домик. Он весь состоял из леденцов, крема и конфет. Дети были очень голодны и начали откусывать от домика. Тут-то ведьма их и схватила. Она хотела съесть Гензеля, а Гретель держала в качестве служанки. Но дети перехитрили ее, сожгли в печи и вернулись домой.
Габор усмехнулся:
– Ну и сказочки в твоем мире. И как дети после них засыпают? С кошмарами?
– Эта сказка ничем не хуже той, что ты рассказывал мне о Крампусе.
– Истории о Крампусе нужны для того, чтобы предупреждать людей об опасности. А в твоем мире даже ведьм нет. Кстати, почему она хотела съесть ребенка?
Олеся задумалась, неожиданно осознавая, что даже вещи, имеющие одинаковые названия в их мирах, по сути, являются чем-то совершенно разным.
– В моем мире… когда люди еще верили в ведьм, они считали, что те едят людей.
Габор выразительно поднял брови и хмыкнул:
– Только не говори этого Бражене.
Олеся указала на каменные развалины, сквозь которые проросло дерево:
– Что это за руины?
Взгляд Габора потемнел. Он неохотно бросил:
– Много веков назад моя крепость была больше.
– Что случилось?
Габор резко дернул ее за руку, таща за собой. Его голос снова звучал зло и отрывисто:
– Разве ты не заметила? Все пришло в запустение.
– Не хочешь мне говорить? Опять какая-то великая тайна?
Он обернулся и вонзил в Олесю свой непостижимый взгляд, от которого ей стало и страшно, и жарко.
– Умнеешь прямо на глазах, иномирянка.
Олеся сжала челюсти и надула губы:
– Не называй меня так.
На этот раз он даже не посмотрел на нее:
– Приказываю здесь я. А все остальные подчиняются. И ты в том числе. То, что мы спали, не выделяет тебя среди остальных.
Его слова как ржавые крючья вонзились в живот и под ребра. Невидимая рука рванула их вверх, сдирая кожу и разрывая ее на кровавые куски.
– А ночью ты мне говорил совсем другие слова. – Олеся ненавидела себя за то, как дрожал голос.
– Ночью ты была послушной и покорной и вела себя так, как и подобает себя вести со своим господарем.