Макс спросил, несколько недоумевая:
— Разве ощущение электрической энергии — это то же самое, что и видение мертвого человека?
— Почему нет? Разум переваривает информацию и переводит ее в ту форму, которую мы можем узнать и понять. То, что произошло в этой комнате, имело форму, лицо, голос И все это осталось существовать в виде энергии. В виде памяти. Я могу ощутить память дома так же, как ты можешь вспомнить то, что случилось с тобой. Иногда довольно ярко, а иногда только неясные, разорванные и разбросанные обрывки, образы и чувства.
— Ладно, допустим, я это понял, но тогда объясни мне, почему именно эта сцена — отец, идущий через кухню, через которую он наверняка проходил миллион раз, — сохранилась в памяти комнаты. Почему именно эта? Из всего, что случилось здесь за десятилетия, из всех ссор и дрязг, типичных для любой кухни, почему именно она оказалась такой важной, что осталась в памяти?
— Потому что она была необычной. То, что чувствовал отец, проходя через комнату, было… очень сильным. Он был эмоционально уничтожен.
Макс нахмурился.
— Ты это увидела?
— Скорее ощутила, хотя бы частично. Было трудно разобраться в его эмоциях, они захватили его целиком. Но я знаю, что он был расстроен, в шоке, что он обнаружил нечто такое, во что сам с трудом мог поверить.
— Что-то сказанное «ею», ведь так ты услышала?
— Да. Если вспомнить календарь, который я заметила на стене, это случилось, когда он решил лишить Хейли наследства. Он умер в конце марта, а завещание изменил за несколько недель до смерти, вскоре после ее исчезновения.
Все еще хмурясь, Макс сказал:
— Так почему ты решила, что его убили? Никто ничего не подозревал, кроме инфаркта. Естественная смерть.
— Да, но здесь и не было никого, кто мог бы заподозрить, задать вопросы. Никого из семьи не осталось, некому было удивляться. Близких друзей он не завел. Действительно, это было похоже на инфаркт. Подходящий возраст, да и доктор предупреждал его, что, если он не бросит свои привычки и не умерит пыл, он попадет в группу риска. К тому же в то время в округе не было необъяснимых смертей. Никто и не насторожился.
— Я понимаю, почему здесь никто не заподозрил убийство, но почему ты уверена, что его убили? Он что, ожидал нападения, боялся за свою жизнь в той сцене, которую ты видела?
Нелл почувствовала озноб, осознав все до конца.
— Нет, — медленно сказала она, — он ни о чем не подозревал. Не испытывал ни страха, ни беспокойства. Он ни о чем не мог думать, кроме пережитого шока. За себя он не боялся. Еще там было… Я почувствовала что-то другое. Совсем другое.
— Так, может, убийцу?
Она тяжело вздохнула:
— Может, и убийцу.
Нейт Маккарри был перепуган.
Сначала он не боялся. Черт, да он почти не обратил внимания на смерть Питера Линча. А что касается Люка Ферье, так Нейт всегда ожидал, что тот плохо закончит.
Но когда после смерти Рэндала Паттерсона обнаружились его садомазохистские пристрастия, Нейт начал нервничать. Потому что у него было много общего с Рэндалом. И, как он теперь понимал, с другими тоже.
Нельзя сказать, чтобы у Нейта имелся очень уж большой секрет. Он не нарушал закон, у него в подвале не было плеток и цепей, можно сказать, жил он без скелета в шкафу. Хотя и не совсем так. Иногда есть у мужчины дела, о которых никто не должен знать. Это вполне естественно. Совершенно естественно.
Если только у них в городе не завелся маньяк, который наказывает мужчин за их грехи.
Нейт так нервничал, что установил в доме охранную сигнализацию, заплатив двойную цену за срочность. Мастер сообщил ему, что в последнее время поступило необычно много заказов и компания перегружена работой.
Выходит, не один он нервничал в Безмолвии.
Он, во всяком случае, твердо знал, что защищать себя — хороший бизнес. Ведь он занимался продажей страховок. Каждому известно, что страховые компании всегда стремятся снизить риск.
Именно это Нейт и делал: снижал риск.
И все равно ему было страшно.
Ситуацию ухудшало то, что он жил один. Плохо быть одному, когда ты напуган. Он не выключал телевизор, чтобы в доме не было этой ужасающей тишины, когда каждый стук ветки о стекло или внезапный крик совы заставляли его вздрагивать. Но даже на фоне работающего телевизора он то и дело переходил от окна к окну и от двери к двери, проверяя замки.
Он следил, как медленно крадется ночь.
Он не спал.
Он перестал спать много дней назад.
— Нелл, мы говорим об одном и том же убийце? Ты что, хочешь сказать, что твой отец был первой жертвой?
Она задумалась, пожала плечами:
— Не знаю. Может быть. Вдруг это стало началом всего происходящего?
— И убийца был здесь, в этом доме?
Нелл нерешительно произнесла:
— Я не уверена, Макс, но похоже, что это так. Отца ведь нашли здесь, в доме?
— Да.
— Никто не заподозрил, что тело перемещали?
— Я не слышал. Но раз уж все согласились, что был инфаркт, то вряд ли такая мысль пришла кому-то в голову. Все выглядело логично, и Нелл кивнула. Макс хмуро следил за ней.
— Но ведь то, что ты видела, случилось именно здесь, в этой комнате, так что убийца обязательно был здесь.
Нелл прекрасно понимала, что его беспокоит, но ей не хотелось об этом говорить.
— Было бы недурно вернуться в тот день и постараться разглядеть убийцу, но так никогда не бывает. Во всяком случае, до сих пор не бывало. Я ни разу не видела одну и ту же сцену дважды.
— А разные события в одном и том же месте?
— До сих пор нет. Получается, что, когда я попадаю в какое-то место, я потребляю его энергию, снижаю давление, так сказать. Вспомни, тебя пугает треск статического электричества, когда ты касаешься какого-то предмета в первый раз, но ничего не происходит, когда ты касаешься его снова.
— Но то же происходит, если ты уходишь на время, а потом возвращаешься и снова трогаешь тот же предмет, — возразил Макс. — Статическое электричество снова накапливается.
— Верно, но пока мне не удалось установить временные рамки для такого рода энергии, если, конечно, они вообще имеются. Возможно, я могу вернуться через неделю, месяц, год и что-то увидеть, но пока мне такое не удавалось. Разные места могут иметь разные временные рамки, в зависимости от поглощенной энергии. А может быть, эта энергия полностью исчезает, стоит кому-нибудь ее коснуться. Я просто не знаю.
— И никто из твоего подразделения до сих пор не догадался, в чем дело?
Нелл слегка улыбнулась:
— Ну, плюс к большому количеству разнообразных дел, которые занимают все наше время, мы также обладаем широким диапазоном паранормальных способностей, и нам необходимо их осмыслить. Мы учимся, очень медленно, часто на горьком опыте, день за днем расследуя преступления и узнавая, каковы масштабы наших способностей и каковы их границы, причем в каждом случае все индивидуально.
— И никакой помощи от науки.
— Никакой. С точки зрения современной науки экстрасенсорные способности не признаются ни в какой форме. О, разумеется, есть отдельные люди, которые пытаются что-то исследовать, но мы считаем, что современные наука и техника просто не в состоянии эффективно проанализировать паранормальные явления. Пока.
Теперь пришла очередь Макса улыбаться:
— Звучит как девиз компании.
— Так оно и есть отчасти. Одна из причин, почему я так хотела присоединиться к Бишопу и его группе, заключалась в том, что, на мой взгляд, у них очень разумный подход к паранормальным явлениям. Они не отбрасывают ничего только по той причине, что наука отказывается объяснить это явление. Мне ни разу не пришлось услышать, чтобы кто-нибудь из членов группы употребил слово «невозможно» относительно чего-то паранормального.