«Я буду сильной, – сказала она себе. – Я должна быть сильной». И, расправив плечи, Алси пошла за своими стражниками.
Глава 17
Когда на следующее утро они уезжали из Белграда, у Думитру слезились глаза. Бросив пленника в городскую тюрьму, Обренович вскоре притворится, что передумал, и пригласил его на ужин. Князь продержал Думитру полночи, изображая радушного хозяина, а на самом деле старался выудить у него полезную информацию.
Думитру, в свою очередь, симулировал скуку, хотя нервы его были напряжены до предела, и делал вид, что неумышленно проговаривается, подслащая пилюли лжи тонкой оболочкой правды. Информация, которую он сообщал Обреновичу, была не столько ложной, сколько бесполезной. Князь и сам хорошо знал, что сербы снова на грани восстания, и скорее из-за него, чем из-за султана, который сейчас был в стране почти номинальной фигурой. А великие державы, как и султан, не обрадуются беспорядкам. Как только начнется окончательное избавление от турецкого владычества, Франция и Россия станут медлить и уклоняться, как они всегда это делают, и ничего из того, что знает Думитру, ситуацию сейчас не изменит. Если Обренович хочет выступить против Стамбула, он сделает это в одиночку. Оба прекрасно знали это, еще не сев за ужин.
Князь отправил Думитру назад в тюрьму, где ему несколько часов позволили поспать. Потом, чтобы подчеркнуть перемену своего настроения, князь осыпал Думитру и Алси подарками, одарив обоих одеждой, верховыми лошадьми, отдал на время путешествия в распоряжение Алси маленькую служанку и снабдил их «почетной охраной». Дюжина солдат из личной свиты князя проводит их в Стамбул с помпой, подобающей статусу Думитру, как гостя, а не как пленника.
Впервые за все это приключение Думитру серьезно думал о смерти. Он был не из тех, кто задумывается о том, что человек смертен, но, внезапно взглянув ей в лицо, был потрясен и впервые в жизни действительно испугался.
Алси казалась полным контрастом его состоянию и выглядела удивительно посвежевшей. Ее движения вновь стали бодрыми и энергичными, лицо светилось уверенным оптимизмом. Чистая и хорошо одетая, она выглядела леди до кончиков ногтей. И даже освоилась с верховой ездой, во всяком случае, в тот день она без страха смотрела на лошадь.
Неужели новый гардероб и служанка так подняли ей настроение, несмотря на зловещую цель их поездки? Думитру мог бы отнести это на счет женских капризов, но только не по отношению к Алси. Она верит, что им удастся избежать проблем с султаном гак же легко, как с гайдуками, деревенским князьком, повстанцами и, наконец, с князем Обреновичем? Не может быть, она не так глупа. Думитру решил на следующем привале спросить ее об этом.
Пленникам позволили спешиться и перекусить, а лошадей отпустили пастись. Алси приказала служанке расстелить одеяло и, усевшись, с довольным видом жевала сыр. Думитру взял провизию, которую дал ему интендант, и без приглашения уселся рядом с Алси.
– Ты удивительно бодрая, – заметил он.
– Я вымылась, отдохнула, а до того, как мы прибудем в Стамбул, многое может случиться. – Ее улыбка была нервной, нерешительной. – И если нам предстоит нечто ужасное, я не стану неделями напрасно думать об этом.
Несмотря на плачевное положение, Думитру расхохотался.
– Ты думаешь?
– Конечно. А ты разве нет? – спросила Алси.
Несмотря на показное веселье, в ее глазах отражался страх, жуткий и всепоглощающий. Решение князя было для Алси, как и для Думитру, настоящим шоком, но такой реакции он от своей жены не ожидал: она делала хорошую мину при плохой игре, хоть и на грани истерики. «Ох, Алси!» – подумал Думитру. Ему хотелось поцеловать ее с таким жаром, которого он не испытывал с ночи, проведенной в гостинице. Но он лишь сказал:
– Я больше занят планом побега.
Но это была лишь часть правды. Его ночные кошмары были полны подробностями жестокости турок, о которой Алси знать незачем.
– М-м… – протянула она с невеселой улыбкой. Несмотря на показной оптимизм Алси, Думитру видел, что не убедил ее. – Расскажешь мне, если найдешь способ?
– Конечно, – заверил он. – Я и не думаю бежать без тебя.
Алси взглянула на него, приклеенная улыбка так быстро исчезла с ее лица, что у Думитру сердце заныло.
– Несмотря на то, что я всячески старалась от тебя избавиться?
– Только не у князя Обреновича, – возразил Думитру. Он понимал, что Алси вот-вот потеряет присутствие духа и спор – лучший способ заставить ее собраться. Как он и рассчитывал, она нахмурилась:
– Я не это имела в виду, ты же знаешь.
Думитру покачал головой:
– Алси, с самого начала этого нелепого фарса моей целью было, чтобы ты вернулась в Северинор вместе со мной. С чего бы мне теперь передумать?
– Потому что теперь твоя жизнь в опасности. – Взгляд ее зеленых глаз был серьезен.
– Я не меняю своих решений, Алси, – мрачно сказал он. – Даже при таких условиях.
– И я тоже. – Она печально улыбнулась. – Хотя все больше и больше хочу… – Алси не договорила и на несколько минут замолчала. Они молча ели, потом она вдруг спросила: – На скольких языках ты говоришь?
Думитру заморгал от неожиданности, но позволил ей сменить тему. Все, что угодно, лишь бы отвлечься от печальных размышлений об их судьбе.
– В этом регионе вся знать дома говорит по-немецки, и я, можно сказать, впитал этот язык с молоком матери. В моей семье также говорили и по-гречески, поскольку моя бабушка была из фанариотов, несмотря на то, что дед погиб, сражаясь с ними.
– Что значит «фанариот»? – чуть нахмурила брови Алси. – Ты уже как-то говорил это слово.
– Греки, которые прибыли из района Фанар в Стамбуле, получили монополию на большинство правительственных должностей, на которые назначали христиан. Моя бабушка была внучкой одного из них, правителя Валахии, вот почему я ношу титул князя.
– Понятно, – нахмурившись, сказала Алси.
– Большинство крестьян в Севериноре говорят на валашском, но я к тому же поверхностно знаю венгерский и трансильванский диалект, – продолжал Думитру. – Когда я был мальчиком, дед настоял, чтобы я выучил русский, потому что считал, что будущее Румынии зависит от помощи России, но после его смерти отец запретил говорить и читать по-русски. Перед отъездом в Париж я выучил французский, а английский – за полгода жизни в Англии. Ну и конечно, я могу объясниться на сербском языке и персидском диалекте арабского, на котором говорят при дворе султана. Еще, разумеется, на латыни и немного на церковно-славянском.
Помолчав, Алси сказала:
– Это двенадцать языков! – Слова ее прозвучали смесью обвинения и возражения.
– Я руковожу шпионской сетью, Алси, – криво улыбнувшись, сказал Думитру. – Я плачу людям за то, что они приносят мне информацию, и должен их понимать. А когда появляются шпионы и дипломаты, я должен уметь переброситься с ними словами на их родном языке, договориться о цене и сообщить то, что они хотят услышать.
– Дипломаты? Такие, как русский Николаи Иванович? – нахмурилась Алси. – Со сколькими странами ты имеешь дело?
Ну, это уж слишком! Думитру намеревался сохранить втайне неприглядные подробности своего ремесла. Не то, чтобы теперь в этом был какой-то смысл или неведение могло уберечь Алси, но…
– С австрийцами, французами и британцами – всегда. Князь Обренович присылает иногда кого-нибудь со специфическими вопросами, на которые я не всегда могу ответить. Ну и Османская империя частенько присылает своих представителей.
– Но и ты, и князь говорили, что султан ненавидит тебя, – на этот раз решительно возразила Алси.
– Добро пожаловать в международную политику, Алсиона, – сухо сказал Думитру. – Султан предпочел бы, чтобы меня не существовало, это правда. Но поскольку я занимаюсь разведкой, он хочет знать все, что я делаю. Каждый участник этой игры прекрасно понимает, что я продаю информацию и другим и, как говорится, они знают, что я знаю, что они знают. Так что половина действии, которые совершают участники игры, совершенно бесполезна, и они не могут воспользоваться информацией, которую я получаю от своих шпионов.