Он так и остался на крыльце под небольшим навесом, решив подождать пока дождь немного ослабнет. Ветер совершенно стих, оставив только дождь, и Синдзи осознал вдруг, что звук дождя это единственное, что осталось в мире. Не лаяли собаки, не смеялись люди, не звенели колокольчики у дверей. Внезапно на самой грани слуха резчик уловил один единственный женский всхлип. Он сразу понял, откуда произошел этот всхлип и, не успев, толком, подумать о своих действиях, отодвинул створку двери дома госпожи Асакавы в сторону.
Дверь поддалась. В ноздри Синдзи ударил до неприятного сильный запах благовоний. Он обернулся, чтобы закрыть за собой дверь. Над дверью по старой традиции висела нагината2, которую должно держать женщине, происходящей из семьи воинов, для защиты очага. Синдзи немного замешкался, любуясь изящным оружием. Император в своей великой мудрости изволил отменить самурайство, но отменить традиции, как видно, было не под силу даже Ему – отчего-то Синзди улыбнулся этой мысли.
В это мгновение всхлип повторился. Один негромкий женский всхлип, от которого волосы на спине резчика зашевелились. Синдзи снял корзину с немного подмокшими досками и поставил ее на пол. Всхлип раздался из спальни госпожи Асакавы. Резчик нарушал всяческие приличия, но теперь он совсем не сомневался, что с художницей случилось какое-то несчастье.
Ступая беззвучно, Синдзи подошел к двери в спальню и отодвинул ее. Госпожа Асакава сидела в центре комнаты совсем неаккуратно одетая и растрепанная. Ее лицо было обезображено следами горького, тяжелого, изнуряющего плача. Кулаком левой руки она зажимала себе рот, стараясь не выпустить ни единого стона или крика, а правую с зажатым в ней ножом неумолимо приближала к собственному горлу. В этот момент художница открыла глаза, желая увидеть мир в последний раз, но увидела совершенно ошарашенного Синдзи.
– Госпожа Асакава, что вы делаете?!
Художница оторвала прокусанный до крови кулак ото рта и произнесла с каким-то совершенно жутким спокойствием:
– Приветствую, Синдзи. Зачем ты в моем доме?
– Я… я принес вам печатные формы, госпожа.
– Ах да, я и позабыла о нашей работе. Прости меня, Синдзи, придется тебе самому закончить.
– Но я же не знаю, какие нужны цвета, госпожа, я не смогу без вас.
– Сможешь. Все смогут без меня, Синдзи.
– Не надо, госпожа…
Госпожа Асакава улыбнулась, а потом оглушительно громко крикнула: «Десять тысяч лет…»3 и резким движением перерезала себе горло.
Осеннюю мглу
Разбила и гонит прочь
Беседа друзей4.
Мастер Такэда опрокинул в себя еще один чашку саке и рассмеялся. Он был уже изрядно пьян и совершенно свободен от уныния, которое владело Синдзи. Резчик тоже был весьма нетрезв, но в веселость все никак не мог впасть. В отличие от известного выпивохи Такэды, который пил для расслабления и отдыха, Синдзи пил редко и обычно это было связано с тяжелыми жизненными переживаниями. Вот и в этот вечер резчик пытался с помощью саке смыть из своей души образ спальни госпожи Асакавы и упавшее вперед тело самоубившейся художницы, и кровь, пропитывающую татами…
Синдзи моргнул несколько раз, пытаясь прогнать вновь представшую перед ним картину, потом выпил саке и обратился к мастеру Такэде:
– Над чем вы смеетесь?
Такэда закинул в рот обжаренный кусочек мяса, заел рисом и только потом ответил:
– Я вспомнил варвара, которого видел сегодня в городе. Он был одет в то, что они считают воинским одеянием. Синдзи, это какая-то нелепость! Движения скованы, одежда облегает тело будто специально, чтобы попасть было проще и до ужаса некрасива! Ни росписи, ни изящного шитья – темно-синяя ткань и немного золотого. И что Государь в них нашел, ума не приложу!
– Ну, нам до Его мудрости очень далеко, так что Ему виднее, мастер Такэда.
– Это верно… А ты чего никак развеселиться не можешь – все думаешь о госпоже Асакаве?
– Да… Никак не могу понять, зачем она это сделала.
– Эх, Синдзи, поживешь под солнцем с мое – поймешь, что женская честь на мужскую совсем не похожа – мало ли что могло ее задеть. Может история с мастером Хираямой так сыграла, а может, картина не получилась – художники-то люди одержимые, а уж госпожа Асакава одержимее многих была…
– А что за история с мастером Хираямой?
– Ну, Синдзи, два года работал с госпожой Асакавой, а так ничего о ее жизни-то и не знал…
Резчик отчего-то очень смутился из-за этого упрека, поэтому поспешил заесть свое смущение и залить его саке. Такэда, между тем, продолжал:
2
2. Нагината – лезвие на длинной (1.5-2м) рукояти. Более всего это оружие напоминает алебарду или глефу. Один из традиционных атрибутов женщин из самурайского сословия.
3
3. «Банзай!» – традиционный японский боевой клич, который так же может быть способом передачи практически любых очень сильных эмоций. Переводится как «Десять тысяч лет…» и является частью фразы «Тэнно: Хэйка Банзай» – традиционного пожелания десяти тысяч лет жизни императору Японии.