Так прошло несколько лет. Саяко переходила от жестокого, невыносимого помешательства к долгим месяцам полнейшего равнодушия и меланхолии. А Айко перестала быть ученицей и значительно превзошла меня в мастерстве. Мы продолжали делать вид, что между нами ничего нет, хотя многие догадывались. Но… люди знали, что Саяко тяжело больна, поэтому не сильно осуждали нас с Айко. Хотя Айко очень хотела стать моей женой, хотела иметь детей от меня, она прекрасно понимала, что я не брошу жену… Нужно было расстаться тогда! Айко была еще молодой, тетка умерла и оставила ей дом – она могла быть счастливой с достойным человеком, но мне не хватило сил, чтобы оставить ее, а она любила слишком сильно, чтобы оставить меня.
Саяко долго умирала. То приходила в себя, то снова пропадала в своем недуге. А в самом конце вдруг стала совершенно нормальной и попросила меня лишь об одном… даже не попросила, а заставила поклясться, что я никогда больше не женюсь. Не трать усилия, демон, я и без тебя знаю, что поступил с Айко несправедливо, что не должен был давать эту клятву умирающей помешанной. Но эта помешанная была моей женой, и я готов был на все, чтобы она хотя бы умереть могла счастливой.
А потом были тяжелые истерики Айко. Я дважды заставал ее с ножом у горла, пытался объяснить, что не могу нарушить клятву, но она говорила о Саяко совершенно безобразные вещи и убеждала меня, что эта клятва ничего не стоит. До сих пор не знаю, почему она не ушла от меня тогда. Я бы понял и не просто понял – это было бы правильно. Но она осталась, и жизнь понемногу вошла в обычное русло.
Через несколько лет Акира, которого я после смерти Саяко отвез к своей матери, вернулся ко мне, и я всего себя посвятил его воспитанию, вновь отодвинув Айко на задворки. Она не была против – у нее как раз пошли в гору дела – художником она всегда была лучшим, чем я. Огня между нами уже не было, но осталась крепкая привязанность и искренняя симпатия. Мы, по сути, и были супругами. Некоторое время она даже жила с нами, но ничего из этого не вышло – трудно привыкнуть к другим, если прожил большую часть жизни в одиночестве.
Где-то полгода назад я написал несколько карикатур на членов правительства. Это было не в первый раз – моя позиция относительно засилья варваров была давно известна всем желающим. Однако, похоже, что эти карикатуры дошли до кого-то из тех, кому были посвящены. Начались проблемы. Печатники отказывались со мной работать один за другим, кроме Такэды, которому всегда было плевать на все, кроме саке и девиц. Начались проблемы с работой у Акиры. А закончилось все предписанием покинуть Эдо под угрозой заключения.
Я не особенно раздумывал, куда направиться. Я родом из Кагосимы, здесь же живут все мои родственники, кроме сына. Айко, разумеется, заявила, что поедет со мной даже на самый север Хоккайдо, но… ей вовсе не нужно было увязываться за опальным стариком, который и так отнял у нее слишком много времени. У нее была отличная репутация в Эдо, гравюры хорошо продавались, и было много заказов. Она была уважаемой женщиной, единственным пятном в жизни которой была затянувшаяся внебрачная связь.
Но я знал, что она оставила бы все это без колебаний. Поэтому, не сумев убедить Айко, я сделал так, чтобы она больше не хотела быть со мной – я оскорбил ее, назвал старухой. И вновь не трать усилия, демон, я и сам ненавижу себя за эти слова. Разумеется, после этого она и видеть меня не желала, чего я и добивался.
– Но вы ведь знали ее, знали, что она может убить себя! Как же вы могли так ее унизить и рассчитывать, что она ничего не сделает для спасения своей поруганной чести?
– Я думал, что если она будет ненавидеть и презирать меня, то не станет убивать себя…
– Вы катастрофически ошиблись!
– Да, я знаю…
Они стояли на краю обрыва, откуда открывался отличный вид на океан. Это был край Японии – южнее была лишь Окинава, а далее начинались моря варваров. Синдзи уже некоторое время наблюдал, как Асакава перелетает с камня на камень. Ее лицо было задумчиво, а глаза неотрывно следили за старческой фигурой Хираямы. Синдзи не знал, все ли она слышала, но не сомневался в том, что большая часть слов мастера дошла до нее. Неожиданно Асакава улыбнулась, а из ее глаз потекли кровавые слезы.
– Принеси, пожалуйста, какой-нибудь камешек, демон.
– Зачем?
– Хочу кинуть его в океан с обрыва.
Синдзи захотел поймать взгляд старика, но тот неотрывно смотрел на горизонт. Как назло, скала, на которой они стояли, была монолитной и, будто специально, расчищенной от всего, поэтому резчик отошел от обрыва и направился в сторону группки камней, на одном из которых сидела Асакава. Стоило резчику приблизиться, как Асакава взвилась в воздух, потом приземлилась, уйдя в камень по грудь, бросила на Синдзи взгляд и сказала: