Мыш тяжело пережил позор, но куда хуже было разочарование Тавара. Ученик чувствовал ненависть и презрение мастера ножей. Он не решался просить прощения или наказания. Слухи расползлись по дворцу сотнями юрких змей, и вскоре над Чинушем глумился весь отряд. Тавар предстал перед властием, однако вышел сухим из воды, объяснив суть поединка. Мутное озеро его мыслей скрывало чудищ.
В мрачных думах прошел очередной день, и на дворец опустился колпак ночи. Мыш сидел на крыше ротонды, когда шорох заставил его резко лечь, прижаться к прохладе черепицы.
– Спустись, – тихо сказал Тавар.
Он не разговаривал с учеником четыре тридня, и у Чинуша екнуло в груди от знакомого голоса. Он скользнул по колонне, спрыгнул на мягкую траву и оказался перед мастером.
– Мой старый нож совсем заржавел. Толку от него не будет.
Тавар медленно пошел по дорожке, обрамленной стрижеными кустами. Сладко пахло валерианой. На стене темнели силуэты дозорных.
– Вы решили купить кинжал? – загорелся Чинуш.
– Да, но я пришел поговорить не об этом. Первую лодку скоро спустят на большую воду, а тебе велят ее сопровождать. Она ненадежна, и лучше бы избавиться от нее, пока кто-нибудь не утонул. Я поручаю это тебе.
Глаза Чинуша загорелись. Он горячо кивнул.
– Подготовься и не спеши. Недавно ты увидел, какое там крепкое дерево. Не руби сгоряча. Если нужно, используй огонь и смолу. Утопи ее как можно дальше от Соаху. Сделай все тихо.
С этими словами Тавар сунул Чинушу крохотные флаконы.
Глава 5
Навстречу затмению
В 969 году от рождения черного солнца у императора Большой Косы появился на свет уродливый первенец. Разгневавшись, Валаарий приказал тотчас вывести жену и младенца во двор и предать их лучам затмения, а после несколько тридней рассыпать по городу полынь, дабы прах сожженных навсегда покинул дворец и его окрестности. Мне думается, ярость эта была показной и выполняла роль щита. Император знал, что причина крылась в нем, но власть требовала от монарха безупречности. И дабы не позволить усомниться в себе, Валаарий вскоре издал указ, по которому отныне должно было избавляться ото всех порченых младенцев, детей и взрослых, разводить грешных матерей и отцов, запрещать им впредь жениться. Та к хотел он пресечь ветви проклятого племени и заявил, будто сама императрица была рождена нечистой, но скрыла это поддельной родословной. И долго еще выставлял он себя жертвой обмана, не ведая, что имя его, и титул, и семейное древо – одна большая ложь.
В этом месте, пользуясь правом рассказчика, должен я оставить строку благодарности моей матери, чья хитрость и изворотливость позволила мне встретить старость, а ей благоденствовать до самой смерти. Ложь была главным ее оружием, и потому я родился с Целью правды. Если бы матушка не успела вовремя подменить меня на другого младенца, нас ждала бы та же участь, что постигла жену и сына Валаария. Смирившись же, отец привел бы меня на трон, где ныне сидит мой дряхлеющий названый брат. И тогда я вместо Валаария стал бы плохим правителем, а не ученым мужем, алчущим истины во всем и доводящим эту истину до читателя.
Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар
13-й трид 1019 г. от р. ч. с.
Едкий дым от курительных трубок заполнил дом. Горели по углам свечи, трещали поленья в топке. Чужаки смели все, что было на столе, и требовали еще. В ход пошли остатки муки и заячье мясо, из которых Сиина испекла румяный пирог. Запах от него шел изумительный, но порченым не досталось ни кусочка. За пару глотков опустела пущенная по кругу бутыль с настойкой на дубовых стружках. Теперь Илану нечем было спастись от боли.
Астре ненавидел себя. Власть голоса достигла Генхарда, но не мужчин. Калека мог управлять только теми, кто младше его.
Пласты чувств и эмоций втекали друг в друга, спорили, смешивались. Они были почти осязаемы. В комнате, где сбились порченые, плескался океан страха, а с кухни сквозило отвращением и злобой. Астре пропитался эмоциями. Он с трудом держал себя в руках, но среди невзгод витало крохотное утешение: чужаки боялись детей черного солнца. Вряд ли Илана били, зная, что он с Целью. Временами выпивка горячила головы, и мужчины храбрились, но скоро остывали.
– Так ты, оборвыш, узнал, кто из них с какой заразой? – спросил щербатый главарь, обгладывая косточку. – Девка-то сразу понятно какая. С этим обрубленным тоже дело ясное. А остальные?