— Руе!
С балкона, где стояли курильщики, свесился Шахид. Он прижимал к груди телефон — видно, просек, что я решил свалить. Знаком попросил меня подойти. На секунду я едва не послушался его, но мое терпение иссякло. Мне пора домой. Я протиснулся мимо обжимающейся парочки и зашагал по ступенькам вниз. На тротуаре перед баром остановился и глубоко вдохнул. Воздух обжег мне легкие.
— Руе!
Шахид бросился следом за мной. В трубку он сказал, что перезвонит позже.
— Кое-что случилось.
Он был бледен и держал мобильник двумя пальцами, словно какой-то раскаленный предмет. Огляделся, посмотрел на охранника и группку девушек неподалеку.
— Пропала девочка. Одиннадцать лет. Девять часов назад.
Я кашлянул.
— Они сейчас об этом сообщили?
Он кивнул.
— Речь идет о ребенке; раньше она не пропадала, поэтому расследование начнем прямо сейчас. Будем надеяться, что ее найдут уже сегодня ночью, но мало ли… Сам все знаешь. Время дорого, если дело серьезное. Вдруг ее до завтрашнего утра не найдут, а у нас сегодня все следователи целую ночь в баре просидели… Нам надо по домам. И хорошенько выспаться.
Я тоже кивнул. Тяжесть в груди исчезла.
Я кашлянул.
— Я могу поработать сейчас.
Шахид удивленно уставился на меня.
— Тебе бы протрезветь сначала, Руе.
Я посмотрел себе на руки. Сознаваться мне не хотелось.
— Я весь вечер пил безалкогольное пиво, — наконец проговорил я.
Лив
Олесунн
Пятница, 9 января 2004 года
В темной комнате сидела темнокожая девушка. Ее длинные черные волосы падали на лицо. Она сидела на плетеном кресле, поставленном посреди лужи. Послышалось шипение, какое бывает, когда телесигнал потерян. Главная героиня фильма подошла к темнокожей девушке и протянула руку. Дальше события развивались стремительно: девушка ухватила руку женщины, комната закружилась, и раздался крик. Женщина проснулась. Она лежала в собственной кровати, но на руке у нее была кровавая отметина от чьих-то пальцев.
Положив голову на плечо Эгилю, я жадно кидала в рот попкорн. Неро лежал на диване у нас за спиной. Время от времени он касался хвостом моего затылка. За стеклом падал снег вперемешку с дождем. Перед Рождеством мы развесили на террасе фонарики, но праздновали так бурно, что они грозили вот-вот отвалиться. Эгиль на Рождество ездил к родителям и вернулся с острой потребностью хорошенько повеселиться. Ощущение было такое, будто между Рождеством и Новым годом у нас весь город побывал.
— Нам можно в кино сниматься. Типа «Звонка», — сказал Эгиль. — А тебе, Лив, роль Самары в самый раз была бы.
— Тсссс! — одернул его Ингвар.
Он сидел в кресле, закинув ноги на старый ящик из-под газировки. Челка падала ему на глаза.
— Самару и Ингвар запросто сыграл бы! — Я расхохоталась. — Можно вообще по очереди играть.
Ингвар бросил зернышко попкорна, оно пролетело через всю комнату и угодило мне в лицо. Я бросила его обратно, но промахнулась, и попкорн упал на пол. Тогда за меня вступился Эгиль: он запустил руку в миску с попкорном и швырнул в Ингвара целую пригоршню. Я испустила радостный вопль и захлопала в ладоши.
— Уймитесь, мелюзга, — сказал Ингвар, — тут некоторые, между прочим, кино смотрят.
— Ты же видел японскую версию, — подловила его я, — и знаешь, что будет дальше.
— Я смотрю кино не для того, чтобы узнать, что будет дальше, — парировал Ингвар.
Раздался звонок в дверь, и входная дверь открылась. В прихожей послышались голоса.
— Мы тут шмотье бросим! — крикнул один из музыкантов из группы Ингвара. Тот проорал в ответ нечто нечленораздельное.
На экране главная героиня отыскала дом, где выросла девочка, и поняла, что в детстве та была обделена вниманием. Эгиль вытянул накачанную руку, на которой отдыхал Неро, и произнес:
— Вот что я вам скажу. Он скоро вырастет и будет длиной с диван; но пока он не вымахал, надо обязательно его показать кому-нибудь. Говорите, что хотите. Однажды вы свалите, и я это проверну.
— Забудь, Эгиль, — отмахнулась я. — Когда я перееду, то и Неро с собой заберу.
— Это не твоя змея, не тебе и решать, — сказал Эгиль. — И за змею, и за террариум заплатил я.