Я вдруг подумала, что змеи хотя бы честны. Они не пытаются замаскировать свои поступки рассуждениями о нравственности. Человек же сперва разглагольствует о добре и зле, а в следующую секунду нарушает свои же заповеди. Человек — представитель биологического вида, который возводит вокруг своего так называемого зла стены из дерева и камня. Называет свою добычу стейком и делает вид, будто этот стейк никогда и не жил. К чему эти игры? Если женщина убьет своего мужа, ее проклинают и называют ее поступок неестественным. Почему никто при этом не вспоминает о паучихе, съедающей партнера сразу после того, как он ее оплодотворит? Почему бы не признать, что это — тоже часть нас? Это тоже природа.
Взгляд Неро на секунду остановился на мне. Питон словно поблагодарил меня. А потом он принялся заглатывать добычу. Меня затошнило. В груди, животе и промежности пульсировала кровь. Я сняла брюки с трусами, сунула руку между ног, с силой потерла раз десять-двадцать — и кончила.
Мариам
Кристиансунн
Пятница, 18 августа 2017
Я сидела за столом в гостиной. Силы меня покинули. На стене плясали синие отблески мигалок на улице. Предупреждение всем соседям о том, что что-то случилось. Нет, ничего подобного. Не стану в это верить. Она просто поехала к кому-нибудь в гости. В худшем случае, села на автобус и усвистела куда-то. Ничего страшного не произошло, я в это не верю. Пара часов — и ее найдут. Она наверняка попросит помочь кого-то из взрослых или сама домой вернется. Подобное происходит на каждом шагу: дети сбегают и возвращаются.
Меня на всякий случай попросили следить за телефоном. На столе, на подставке под тарелку, лежали оба мобильника — мой и Ибен. Не сводя глаз с бликов на стене, я набрала в легкие воздух и медленно выдохнула. Мне бы лучше пойти поспать. Завтра суббота. У Ибен гандбольный матч, а я обещала по такому случаю испечь пирог для их спортивного кафе. Пакеты с продуктами по-прежнему стояли на кухне, яйца, скорее всего, разбились, молоко скисло — значит, надо будет завтра с утра бежать в магазин. Когда Ибен вернется, она мне поможет. Только б не слишком далеко уехала и успела добраться до дома уже сегодня ночью… При мысли о том, что она замерзнет и испугается, мне сделалось не по себе. И вдруг среди взрослых она выберет не того, кого следует?
— Мариам Стейнерсен Линд?
На пороге — мужчина. Он уже разулся и стоял в носках, джинсах и белой рубашке. Высокий и широкоплечий. Волосы темные с проседью, густые брови, крючковатый нос. В руке он сжимал потертую кожаную папку с кнопкой. Гибрид водопроводчика и старомодного классного руководителя.
— Старший инспектор Руе Ульсвик. — Подойдя ближе, он показал удостоверение личности и пожал мне руку.
— Как-как? Рогер?
— Руе. Р. У. Е. По-древнескандинавски это означает «честь».
Он из Олесунна. Его диалект заплясал у меня в ушах. А имя свое полицейский произнес, выпятив мощную грудь. Он выпустил мою руку, открыл папку и достал диктофон.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, Мариам. Надеюсь, вы не против?
Я отвела взгляд. Вопросы — последнее, что мне сейчас нужно. Мне хотелось закрыть глаза и притвориться, будто этого дня никогда не было. А завтра все будет как обычно.
— Я уже разговаривала с… забыла, как его зовут.
Он кивнул.
— Знаю. Это хорошо, но со мной вам тоже надо поговорить. Вы не против?
Тон его мне не понравился. Какой-то этот полицейский чересчур любезный, словно вознамерился очаровать меня. Но на самом деле милым он мне вообще не казался.
— А еще, Мариам, можно вас кое о чем попросить? Я приехал сюда второпях и не захватил письменные принадлежности. У вас, случайно, ручки с бумагой не найдется?
Может, он из тех, кто полагает, что когда тебя называют по имени — это приятно? Словно я сама собственное имя не знаю…
— А диктофона вам недостаточно?
Он наградил меня улыбкой, истолковать которую у меня не получилось.
— Достаточно, но старые привычки, сами понимаете… Я люблю записывать все на бумаге — это дает мне уверенность, что ничего важного не пропадет. Не составит вам труда?..
Я встала и пошла на кухню. Кажется, где-то там валялась бумага, но я так редко ею пользуюсь… Порывшись в поваренных книгах, я открыла ящик с шумовками, столовыми приборами и венчиками для взбивания. И наконец отыскала блокнот, в котором записала рецепт булочек и набросала список покупок. Единственной ручкой оказалась бирюзовая гелевая, похоже, принадлежащая Ибен. Я посмотрела на ручку, на переливающийся цвет. Девочка моя маленькая, ей нравятся пастельные тона… Почему я не купила ей этот комикс?