И вот тогда, когда сознание уже сдалось бесповоротно, в теле вдруг собрались остатки сил, и оно попробовало отрядить к людям своего посланца, попросить помощи у людей (однако не у того, что спал рядом!)…
Но рука, тянувшаяся к телефону, упала на полдороге. В последний раз, в далекой черной беспредельности, качнулись маленькие солнца.
Утром, проснувшись, доктор Кемпер увидел неестественно напряженную руку Гизелы, лежавшую на столике. Увидел растопыренные пальцы, как будто старавшиеся охватить телефонную трубку. Профессиональным жестом прикоснулся ко лбу жены и, ощущая под мышками непривычный холодный пот, понял: Гизела мертва.
У немца дрожали щеки, как свиной холодец. Перед батюней Отрубой стоял человек почти такой же старый, как он сам. «Садитесь, прошу вас», — сказал батюня Отруба. Тот упал в кресло. Батюня Отруба налил ему из сифона воды. У немца цокали зубы, когда он пил. Видимо, ему стало неловко за свою слабость, он попробовал заговорить: «Чешское стекло?»
Это — про стакан, о который цокали его зубы. «Чешское», — тихо сказал батюня Отруба. «А у меня… Знаете?… Сегодня ночью… внезапно умерла жена…» Батюня Отруба глухо пробормотал: «Позвольте высказать вам…»
Не мог поверить. Женщина с такими глазами — и на тебе: мертва! Но разве не видел он, как умирали люди и не с такими глазами и сердцами!
Немец склонял голову то на левое, то на правое плечо. Закатывал под лоб свои водянистые зенки. «Трансакцию, к сожалению, придется… отложить… Я должен… Мой долг перед покойной… Ее тело должно покоиться только в немецкой земле…» Батюня Отруба опустил голову. Кто бы этого не понял?
Немец тяжело поднялся с кресла, пошатываясь, сделал шаг, другой. Протянул руку батюне Отрубе. «Я так благодарен вам… Приятно на чужой земле встретить человека, который понимает тебя, как свой… Родство душ…» Батюня Отруба жал немцу руку. Человек в горе. Сочувствие объединяет людей. Горе объединяет. Забыл о своих подозрениях. Не забыл, отбросил их с возмущением. Проводил немца к двери. Смотрел ему вслед. Смотрел в затылок. На спину — не взглянул.
А когда вернулся на свое место, грохнул кулаком по столу, крикнул так, как никогда не разрешал себе кричать: «Ольга! Или кто там есть!» Из соседней комнаты прибежала Ольга, удивленно стала на пороге: «Что с вами, батюня Отруба?»
Он покраснел за свою вспышку, смущенно помолчал, потом буркнул: «У тебя… какое-то там зеркальце или что… есть?»
«Конечно есть. Но зачем оно вам?» «Э, зачем, зачем? Дай-ка мне на минутку…» Ольга бросилась в большую комнату, в которой сидело несколько сотрудников, что-то там успела шепнуть, принесла батюне Отрубе зеркальце, снова побежала к своим.
А у приоткрытых дверей уже толпились любопытные. Заглядывали в щель. Хмыкали. Их шеф, батюня Отруба, повернувшись к окну, внимательно разглядывал в зеркальце свой язык.
8
— Что, милый доктор? — умело понижая голос, спрашивает полковник Хепси. — Может, вы уже осуществили свое путешествие в Советский Союз? Так быстро? Вы меня удивляете! Не заставляйте употребить слово: восхищаете!
— Я… м-м-м, — мычит доктор Кемпер, и его нос еще трагичнее нависает над губами, как меч над Дамоклом. — Такое несчастье… Моя жена… Гизела… Она…
— Уже слыхал! Мне много приходилось слышать о хваленой немецкой сентиментальности, но чтобы такое! Это граничит с. идиотизмом! Вы сорвали важную акцию, от которой зависит…
— Но ведь она умерла, — печально промолвил доктор Кемпер.
— Ничего лучше ваша жена выдумать не могла. И ничего неуместнее… Если уж ей так приспичило, то… могла бы покончить счеты с Жизнью на советской территорий. Сюрприз для коммунистов. Пикантно и сенсационно… Страшась мирового разглашения и скандала, они бы угождали вам, как болячке. Тогда бы вы имели право требовать от них даже посещения наисекретнейшей ракетной базы… Через границу вас перенесли бы на руках!.. А так ваша жена подложила нам колоссальную свинью!
— Мне не хотелось бы, чтобы вы впутывали в свои… то есть, конечно, и мои… гм… планы еще и покойную… Я не понимаю, какое она имела отношение к вам…
— Ни малейшего! Но после своей дурацкой смерти- самое прямое. Потому что вы, вместо того, чтобы продолжать запланированную и продуманную с такою тщательностью, нужную нам поездку, развозите по Европе свои слезы.
— Но ведь она ум…
— Умерла, умерла, умерла, тысячу раз умерла. На земле ежедневно умирают собственной и насильственной смертью тысячи и миллионы. Что такое среди них одна смерть? Ничто! Вы могли похоронить свою жену там, в лучшем случае могли попрощаться с ее телом и отправить сюда прах, чтобы соответственное учреждение позаботилось обо всем, что требуется. Но терять время на сентиментальные вздохи…