Но белесый мужчина с траурной лентой на лацкане пиджака слишком был углублен в свой траур, чтобы броситься вслед за своими соотечественниками и коллегами к кремлевским стенам, в сибирскую тайгу, к мечетям Самарканда и монастырям Грузии. Потихоньку ехал по глухим шоссе на своей шкоде, останавливался в небольших украинских городах, тихих и живописных, часто принимали его за чеха и оказывали, соответственно этому, надлежащее уважение и почет. А турист не очень-то и торопился поправить ошибку. Ну, не чех он, а немец. Мог, следовательно, быть из дружественной Советскому Союзу Германской Демократической Республики.
Иногда, когда уже была настоятельная необходимость, мужчина вступал в беседу с кем-нибудь. В. чайной у дороги, на бензостанции, в лесу с лесничим, которого случайно встретил, остановившись подышать чудесным украинским воздухом. Хвалил эту землю. Печально вздыхал, что его жена, которая так хотела поехать в Советский Союз, неожиданно скончалась перед самой поездкой. «Бывает же такое несчастье с человеком», — сочувственно говорил собеседник. Тут все сочувствовали горю доктора Кемпера, работники «Интуриста» загодя предупреждали своих коллег, чтобы те с особым вниманием встретили доктора, который так тяжело переживает утрату любимой жены.
Так неутешный вдовец, в тяжелом одиночестве, избегая больших трасс, по которым путешествовали тысячи беззаботных туристов, заканчивал свою поездку горечи, как глубокомысленно определил он ее в беседе с одним высокопоставленным служащим советского туристского агентства, в отличив от незабываемого сладостного путешествия медового месяца, которое они совершили когда-то с Гизелой. Это было так давно, словно бы и не при его, Кемпера, жизни, словно бы и не с ним, а с его двойником, с его духовной эманацией. То не он, а только как бы его дух отправился тогда с Гизелой по Рейну. Сели на пароход в Кельне, поплыли до зеленых верхов Семигорья, до скалы Дракона к Лорелее, поблизости долин Пфальца, старинных замков, тихих местечек, засматривающихся в вечные воды великой немецкой реки. Ночевали в маленьких отеликах и пансионатах. Сходили с парохода там, где Гизеле приходило желание ткнуть в берег пальцем: «Сойдем здесь». И они сходили, их встречали на берегу молчаливые старые немцы, которые, покуривая глиняные трубочки, выходили поглядеть на пароход и пассажиров. Гизела и Кемпер находили приют и жили там день или два, прогуливаясь по околицам, любуясь местными достопримечательностями, ибо каждая местность непременно имела свои памятки, свидетельствовавшие, что большая история зацепила своим. бессмертным крылом также и ее. Потом снова садились на пароход, плыли дальше, и Рейн сужался, горы становились круче, все более дикие камни сжимали русло реки, и в этой дикости острее чувствовалась привлекательность их молодого счастья.
У них сохранились сувениры от той незабываемой поездки: тусклое распятие из Кельна, глиняные статуэтки из раскопок римского военного лагеря на Мозеле, настенная фаянсовая тарелка с сентиментальным рисунком: двое влюбленных у прозрачного родника, из которога пьет воду пара голубей.
Привезет ли он сувениры из этого горького путешествия? Украинская керамика, значки со спутниками, лакированные шкатулки с портретами советских космонавтов, настольные авторучки в форме межконтинентальных ракет, изделия гуцульских резчиков, женские украшения из русского золота, платина с якутскими бриллиантами, уральские самоцветы, кавказская чеканка на серебре — все было слишком празднично, слишком радостно для его безутешного отчаяния.
Кемпер собирал странные памятки о своем путешествии; Хаотичность его коллекции оправдывалась сумятицей его чувств. В его машине можно было найти несколько пустых бутылок от карпатских и долесских минеральных вод, обертки шоколада «Гвардейский» и «Детский» валялись между папиросных коробок «Казбек», сигарет «Верховина», «Прибой», «Украина», «Фильтр» и десятками спичечных коробков. Не мог обойти доктор Кемпер и традиционных покупок: русской водки, коньяка армянского и одесского, в Киеве на валюту приобрел он себе русскую шапку из меха молодого олененка (ее называли: пыжиковая шапка) и сохранял квитанцию, в которой было написано, где и когда куплена шапка и сколько за нее заплачено марок, что в перерасчете на доллары составляло столько-то и столько-то.
Что же касается других сувениров доктора, то каждый из них имел на себе пометку, оставленную предупредительным администратором того пищевого заведения, где можно было приобрести бутылку минеральной воды, коробку папирос или спичек, коньяк, водку, шоколад. На бутылках и на шоколаде, на папиросах и даже на спичках рука педантичного финансиста, заботившегося о так называемых наценках на товар, нашлепывала фиолетовый штамп с обозначением названия ресторана, чайной или буфета и адреса того заведения. Комичная попытка остановить время и повернуть его на несколько столетий назад! Так средневековые феодалы, не ограниченные в своих прихотях, устанавливали в своих куцых владениях каждый свои цены, а то и чеканили собственную монету. Что ж, такой аналитический ум, как у доктора