Годы летели.
Капитан Хепси стал уже полковником, его воспитанники время от времени отправлялись в опасные странствия; возвращались они или нет, Ярема знать не мог. Он был уверен, что возвращались, ибо он и сам переходил когда-то границу и тайно, и открыто, с боем, и считал, что теперь это делать легче, чем в тревожное время его пребывания в Карпатах. Правда, чувствовал себя намного надежнее в тщательно охраняемом городке полковника Хепси. Каждого из посланных на Восток считал козлом отпущения для стабилизации покоя таких, как он и, конечно же, Хепси с его высокоизбранными шефами.
Но все кончилось в тот весенний день, когда стало известно о сбитом советскими ракетчиками американском разведывательном самолете У-2. Полковник Хепси сиял. Наконец-то настало его время! Все эти мудрецы-аналитики, жалкие рабы техники теперь должны прийти с поклоном к нему, полковнику Хепси, просить прощения за многолетнее презрение и молить о цомощи! Разведчики-белоручки не могут предложить Соединенным Штатам ничего, кроме снимков разбитого ракетой У-2 и глуповатой физиономии летчика Пауэрса, который отдался в руки советских колхозников, как мокрая курица, даже не выстрелив ни единого раза. Возвращаются снова благословенные часы чернорабочих разведки, людей, вооруженных мускулами, мужеством, сообразительностью, острым глазом. Хепси любил этих людей, любил мистера Яра и только благодаря этой любви готов был, ради успеха дела, пожертвовать даже мистером Яром!
Если бы Хепси мог, то сказал бы, что мистер Яр отправляется в те же места, куда уже отправились его давнишние знакомые Кемперы, но он не имел намерения рассказывать так много, ибо разведчик должен знать только то, что его непосредственно касается, а все остальное — от лукавого!
Тяжело в сорок лет возвращаться на родную землю, на которой ты, собственно, и не жил, для которой не сделал ни капельки добра, а только причинял зло, да it возвращаться опять не другом, а врагом! Вероятно, никому не следует так возвращаться в места своего детства и юношества.
Он мог бы тогда, в сорок первом, вернуться добровольно, открыто и… А откуда мог знать, кто станет победителем? Не принадлежал к власть имущим, не был мудрецом. Обыкновеннейший недоученный, потерявший ориентацию иезуит, которому показалось, что гитлеровцы до скончания века будут господствовать в Европе, а раз так, то не было смысла противиться силе и становиться на сторону побежденных. Он хочет принадлежать к победителям, ибо только для них открыт весь мир, а ему хотелось черпать для себя все удовольствия мира, не заботясь об отдаче.
После разгрома гитлеровцев панически боялся кары. Знал, что не заслуживает пощады, как и каждый, кто не думал о ней, когда убивал, грабил, поджигал, уничтожал. Потому пошел в лес. Опять настала кратковременная власть бесконтрольных действий, и итог — уничтожительный разгром! Если бы захотел, мог бы искупить свою вину еще и тогда. Объявлялись амнистии, одна и другая. Для наитягчайших преступников. Он не верил.
А разве поздно теперь? Ему сорок лет; Он полон сил и намерений. Каких? Пойти к коммунистам и покаяться? Просить милосердия? Ну да. Он не убил собственной рукой ни одного человека. Кроме пограничника, который уложил их тогда почти всех. Но это в горячем бою. Тривиальным палачом не был никогда.
А кто освящал оружие и руки убийц? Шевельнул ли он хоть пальцем, чтобы спасти хотя бы одну безвинную душу?
Он казнился в мыслях все время, пока ехал поездом с пестрым табуном туристов, старался быть веселым, шутил, заигрывал с жилистыми длинношеими немками, которые ехали поглядеть на святыни Кракова, недограбленные когда-то их дорогими мужьями и женихами. Почему-то опасался, что на территории «Германской Демократической Республики раскроется, что он не немец и не турист, но никто этим не интересовался. Пограничники вежливо улыбались, так же вежливо их приветствовали на польской границе, и никто не проявлял к ним враждебности, хотя и известно было, что это туристы из Западной Германии, а несколько человек из их группы весьма походили на переодетых эсэсовцев и недоверчиво косились на каждую безделушку, которая им нравилась, хмыкали: «И это сделали поляки? Невероятно!»