Прижался плечами к стене, будучи не в силах отойти дальше, стоял, слушал. Напротив него, перепуганный внезапным появлением начальства, застыл дежурный по заставе, перед этим на цыпочках подкравшийся к ленинской комнате, чтобы хоть краешком уха уловить неземное пение. Покраснев от растерянности, дежурный козырнул, что было уж совсем некстати, но капитан, наверное, вообще не видел и не слышал ничего в это мгновение, кроме голоса, рвавшегося из-за непритворенной двери и наполнявшего нежной грустью этот суровый приют оторванных от мира людей с чувствительными сердцами и душами, жаждущими красоты.
Старшина Буряченко приметил, как капитан тихонько вошел в ленинскую комнату и как выскользнул незаметно с первыми же звуками голоса певицы. «Ну какой же человек твердокаменный», — подумал Буряченко и уже пожалел, что начальник заставы вернулся о границы до окончания концерта. Бродил бы уж там до самой темноты — тогда все обошлось бы проще. А так надо знакомить артистов с капитаном, что-то говорить, а что именно — старшина толком не знал, к тому же боялся какой-нибудь выходки со стороны капитана, и тогда у артистов сложится совсем нежелательное впечатление об их заставе.
Однако служба есть служба, и, когда была пропета последняя песня, а пограничники вволю нахлопались, понабивав до красноты свои крепкие ладони, старшина раздвинул круг, которым окружили артистов солдаты, пригласил певицу и ее аккомпаниатора познакомиться с начальником заставы.
— Товарища Ростислава мы не дадим! — крикнул сердито сержант Гогиашвили. — Он согласился послушать, как играет наш Микола.
— Правда, — красиво складывая губы, промолвил корцертмейстер, — интересно послушать. В таком глухом уголке — и божественные звуки музыки… Знаете, это…
Он артистически развел руками, поклонился певице:
— Поди, Богданка, представься начальству.
Старшина пропустил певицу вперед, незаметно погрозил хлопцам: мол, не заставляйте человека тут с вами нянчиться после такого концерта.
— Куда прикажете? — спросила Богдана старшину, очутившись между дверей в комнаты дежурного и капитана. Буряченко постучал к капитану, услышал какой-то сдавленный звук, дверь медленно растворилась. Шепот, поправляя пояс, словно ждал высокого гостя и готовился рапортовать, стоял перед ними, заступая дорогу, потом спохватился, растерянно отошел в сторону, сказал изменившимся голосом:
— Прошу.
Богдана вошла первой, старшина за нею. Певица с любопытством окинула комнату взглядом, но уже через минуту любопытство ее сменилось скукой — глазу не за что было зацепиться, в особенности глазу женскому, она неуверенно переступила с ноги на ногу, покачнулась, как бы в поисках опоры, чуть робко сказала:
— Это вы здесь живете?
— Да, — сказал капитан Шепот, — здесь живу. Позвольте представиться: капитан Шепот.
— Богдана, — протянула она ему руку. Капитан взял ее руку, вернее, не взял, а только слегка коснулся и мгновенно отпрянул в сторону.
— Прошу садиться, — сказал он.
Богдана еще раз огляделась, искала, видимо, на что же здесь могут сесть сразу столько людей, растерянно перевела прозрачно-наивные глаза на Шепота:
— А вы как же?
— Ну… — смутился капитан. — Я могу и постоять. Или — на кровати.
— Разрешите идти? — приложил к козырьку руку старшина, сообразив, что лучше не торчать тут и не вгонять своего капитана в еще большее смущение. Знал, что помочь не может, так не хотел и мешать.
— Хорошо, идите, — неохотно отпустил его капитан.
— А вы все же садитесь, — сказала Богдана, когда за старшиной закрылась дверь. — А то мне неловко: расселась, а хозяин стоит. Да еще такой хозяин — капитан!
— Небольшой чин, — попробовал было усмехнуться Шепот. Бровь у него поднялась еще выше, и Богдана не могла оторвать взгляда от этой странно приподнятой брови. Ей чем-то нравился этот странный капитан, что-то угадывала в нем ее чуткая женская душа и, верно бы, разгадала до конца, если бы он сам пришел ей на помощь хоть чуточку. Но капитана одолевала иная забота. Он играл роль внимательного хозяина. Спросил, не показывали ли ей заставу. Богдана ответила, что видела все. Тогда Шепот поинтересовался, какое впечатление у нее от заставы, как ей понравились люди. Впечатление было прекрасное.