— Здесь хочется петь, — неожиданно сказала Богдана, когда они перебрались через ручей и пошли вверх но склону между буками, что стояли в золотисто-багряных листьях, торжественно темнея круглыми темными стволами среди золотой листвы и голубой прозрачности неба.
— Такое желание возникает у каждого, кто впервые попадает в эти горы, — сказал Шепот немного грустно, — а потом…
— Я здесь родилась и здесь выросла, — сказала она и побежала вперед, шаловливо нагнулась, сгребла целый ворох шуршащих листьев, вдохнула их дивный запах — запах ее детства.
Шепот шел следом за нею и ощущал, как у него подгибаются ноги. Глупое ощущение! Буки, буки, буки, странно прозрачный лес, в котором ничто не может спрятаться, пронизывающие потоки осеннего воздуха меж колоннами-стволами столетних горных красавцев буков, мальчишеская легкость в душе и ожидание счастья в сердце.
Все осталось позади; белая застава в березовом заповеднике, шумливый ручей с каменными порожками для форели, зеленый мох и пожелтевшие травы над водой. Теперь перед ними до бесконечности поднимался буковый лес, они вступили в него совсем маленькие рядом с великанами деревьями, но казалось: чем дальше углубиться в этот невероятно прозрачный лес, тем больше будут они становиться, пока не достигнут верхушек деревьев и не дотронутся до самого неба, о котором мечтает все живое на земле.
В таком точно лесу бандиты убили его товарища, сержанта Володю Слюсаренко. Он с двумя пограничниками поднимался по склону, лес был спокойный, молчаливый, прозрачный, и зоркие глаза пограничника сразу приметили, как на вершине за деревьями какая-то черная куча, напоминавшая вывернутое корневище старого бука, словно бы шевельнулась, пограничники схватились за автоматы, но сверху уже раздалось несколько коротких очередей, и Володя упал мертвый от первой же пули…
Богдана зашла далеко-далеко, она, наверное, забыла о своем спутнике, брела в море буковой листвы, время от времени поднимала руки кверху, словно молилась. Издали была удивительно тонкой, почти нереально прозрачной, словно сотканная из дымки, а когда он ускорил шаг и приблизился к ней, его точно бритвой но сердцу резануло; так походила Богдана на Галю Правду.
Богдана обернулась, и капитану показалось, что она совсем не похожа на Галю, даже отдаленного сходства нет в чертах лица, но вот, улыбнувшись, она спряталась за толстым буком, и он снова задохнулся от старого воспоминания: так двигаться, так выгибать спину и шею умела только Галя.
Заставлял себя думать о Володе Слюсаренко, а мысли невольно возвращались к той, что заманивала его все дальше и дальше в лес, шел за нею следом так, будто все эти годы только то и делал, что ловил взглядом ее узкую спину, белую высокую шею, развеянные ветром легкие, волосы, маленькие руки и ловкие ножки, так уверенно и красиво ступавшие по листве.
— Погодите, Богдана! — крикнул ей внезапно. — Я хочу сказать что-то очень важное!
Она остановилась меж деревьев, стройная и высокая, как буки, высившиеся вокруг, качнулась в одну сторону, потом в другую, и деревья тоже качнулись, земля качнулась, весь мир качнулся перед глазами Шепота.
И там, среди тех буков, он сказал ей совсем бессмысленное и смешное, хоть старался, чтобы прозвучало оно, как некое ритуальное таинство:
— Вы не имеете права уехать отсюда. Приказывал или умолял?
— А еще что? — спросила она, засмеялась и, обхватив руками бук, завертелась вокруг него, и листья под ее ногами зашуршали так удивительно, что он даже вздрогнул.
— Вы не можете уехать отсюда, — проговорил упрямо.