Белва Плейн
Шепот
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Весна 1985 года
ГЛАВА 1
Стремясь увернуться от руки Роберта, его разъяренной руки, пытающейся ударить ее по лицу, она упала и стукнулась об угол открытой дверцы шкафа. Сидя на полу, ошеломленная неожиданной болью, она прислонилась к стене, дотронулась до щеки и с удивлением обнаружила кровь на ладони.
Глаза и рот Роберта стали тремя темными, круглыми отверстиями на его лице.
– О, Боже! – Он опустился на колени подле нее. – Дай посмотреть. Нет, разреши, Линн! Слава Богу, ничего особенного. Просто царапина на коже. Несчастный случай… Я принесу полотенце и лед. Разреши поднять тебя.
– Не трогай меня, черт побери! – Отталкивая его руку, она поднялась и села на кровать между чемоданами. Ее лицо раскраснелось, в то время как ее холодные пальцы ощупывали растущую шишку на скуле. К горлу подступал комок, вызванный нанесенным оскорблением и слезами.
Роберт метался между спальней и ванной комнатой.
– Проклятье, где лед? В первоклассной гостинице, как эта, должен быть лед – ох, есть. Теперь ложись на спину. Я положу подушки. Приложи лед к лицу. Очень больно?
Его беспокойство вызвало у нее раздражение. Она закрыла глаза. Если бы она могла заткнуть уши, она сделала бы это. Его голос, такой красивый, так прекрасно модулирующий, пытался успокоить ее.
– Ты споткнулась. Я знаю, я поднял руку, но ты споткнулась. Я сожалею, но ты была так раздражена, почти в истерике, Линн, и я должен был как-то остановить тебя.
Она открыла глаза.
– Я? Я была раздражена? Я была почти в истерике? Подумай еще раз и скажи мне правду, если можешь.
– Ну, я немного потерял терпение. Допустим. Но разве ты можешь меня в этом упрекать? Разве можешь? Ведь я доверил тебе упаковку моих вещей, и ты знала, насколько это важно, ты знала, что это был мой шанс продвинуться по службе в Главном управлении в Нью-Йорке, может быть, единственный шанс в моей жизни, а я оказался здесь без смокинга.
– Я сделала это не нарочно. А теперь я говорю тебе уже в третий раз, что Китти Ломбард сказала мне, что мужчины не носят смокинги. Я специально спросила ее об этом.
– Китти Ломбард! Она умышленно сбила тебя с толку, а ты слишком глупа, чтобы понять это. Сколько раз я говорил тебе, что людям больше всего нравится выставлять других дураками? Особенно в деловом мире. Каждый хочет сорвать твои планы. Когда ты прекратишь доверять первому встречному Тому, Дику или Гарри? Думаю, никогда. – В сильном возбуждении, Роберт мерил шагами комнату. – И кстати, могу я напомнить тебе еще раз, что это называется смокинг?
– Хорошо, хорошо. Я провинциалка, провинциалка из маленького городка, да? Мой отец содержал магазин скобяных изделий. До того, как я встретила тебя, я никогда не видела смокинга. – Только на картинках. Но я никогда не встречала мужчину, который поднимает руку на женщину.
– Ох, прошу тебя, остановись, Линн! Не стоит продолжать. Уже почти шесть часов, а обед в семь. Твой лед тает. Дай мне взглянуть еще раз.
– Я позабочусь о себе сама, благодарю. Оставь меня одну.
Она закрыла дверь ванной комнаты. Большое зеркало отразило невысокую женщину с веснушчатым лицом, все еще похожую на девушку в свои тридцать шесть лет, с челкой и копной вьющихся белокурых волос. Милое, хотя ничем не примечательное личико, за исключением довольно красивых светлых глаз, было сейчас более, чем она могла себе представить, обезображено ссадиной, уже принявшей неприятный синий цвет с зеленым оттенком. Она ужаснулась. Роберт открыл дверь.
– Господи! Как ты можешь спуститься вниз в таком виде! Если только… – Он нахмурился, недовольный своими мыслями.
– Если только что, пожалуйста, скажи?
– Ну… я не знаю. Я мог бы сказать, что авиакомпания потеряла мой чемодан с одеждой и что у тебя было расстройство желудка, это часто случается после двадцатичетырехчасового перелета. Успокойся, прими горячую ванну, положи лед на лицо, ложись в постель и что-нибудь почитай. Закажи себе по телефону хороший обед в номер. Хороший спокойный обед без детей. Успокойся. Все будет хорошо.
Линн уставилась на него.
– Мистер Ловкач. Ты, как всегда, выкрутился. Все погублено – этот долгожданный уик-энд не состоится, новое платье из шелка цвета весенней зелени с хрустальными пуговицами, новый флакончик духов, маникюр – вся радость ожидания, все кончено. Полное крушение надежд. И он мог стоять здесь, уверенный, красивый и спокойный, готовый совладать с собой, чтобы снова идти вперед.
– Я ненавижу тебя, – сказала она.
– Ох, Линн, прекрати. Повторяю, я не собираюсь пережевывать это дело до бесконечности. А сейчас возьми себя в руки. Я тоже должен собраться с мыслями во имя нашего общего спасения, привести себя в порядок и извлечь как можно больше из предоставившегося мне удобного случая. Здесь будет вся руководящая верхушка, и я не могу позволить себе потерять самообладание. Я должен ясно мыслить. Теперь я собираюсь одеться. Благодарю Бога, что мой другой костюм поглажен.
– Я знаю. Я гладила его.
– Ну что же, по крайней мере одну вещь ты сделала как следует.
– Каждый день моей жизни я стараюсь, чтобы у тебя все было как следует.
– Пожалуйста, говори тише. Люди в холле могут услышать. Ты хочешь опозорить нас обоих?
Внезапно силы покинули Линн, и она бросилась вниз лицом на широкую кровать между открытыми чемоданами. Ее губы беззвучно дергались. «Спокойно, спокойно», – говорили они.
Роберт ходил из угла в угол, позвякивая ключами, пока одевался. Когда он был готов к выходу, он подошел к кровати.
– Ну, Линн? Ты собираешься остаться здесь в этом измятом уличном платье?
Ее губы снова беззвучно задвигались. «Уходи. Сейчас же уходи», – молили они.
Дверь щелкнула. И в этот момент она разрыдалась. Оскорбление, вызванное несправедливостью, унижение от беспомощного поражения – все это вылилось обильными слезами, слезами, которые Линн всегда сдерживала, чтобы никто не мог их видеть.
«Ты была всегда гордой, смелой маленькой девочкой», – обычно говорил ее отец. Ох, такая гордая, смелая маленькая девочка, подумала она и разразилась долгими рыданиями.
Линн потребовалось много времени, чтобы успокоиться. Теперь она была опустошена, и чувствовала облегчение. Она встала и подошла к окну. С высоты сорокового этажа было видно, как по улице движутся огоньки, другие огни пунктиром очерчивали контуры небоскребов Чикаго; свет от серебряного вечернего неба разливался над озером Мичиган. Небольшие темные рваные облака пронизывали серебряный свет и растворялись в нем. Стекла окон дребезжали от невидимого ветра.
Позади нее комната была совершенно тиха. Гостиничные номера, когда вы там одни, наводят такое же отчаяние, как дом, опустевший после смерти. И Линн, содрогнувшись, подбежала к своему чемодану, вытащила фотографию своих детей и поставила ее на туалетный столик, громко говоря:
– Вот!
Это создало на мгновение эффект их присутствия. И она стояла, глядя на фотографию, страстно желая видеть своих двух девочек, которых она оставила дома в Сент-Луисе только сегодня утром. Теперь, если бы она могла, она уложила бы свой чемодан и улетела обратно к ним. Ее прекрасная Эмили, точная копия Роберта, должна быть сегодня вечером на танцах студентов-второкурсников. Энни как раз сейчас собирается идти домой к тете Хелен, покидая вечеринку третьеклассников по случаю чьего-то дня рождения. Ловкая Энни, забавная, скрытная, обидчивая, трудная Энни. Да, она полетела бы домой к ним прямо сейчас, если бы могла. Но билеты и деньги у Роберта. У нее никогда не было наличных денег сверх того, что были нужны для недельного содержания домашнего хозяйства. И, кроме того, подумала Линн, вспоминая, как может она просто появиться с таким лицом и без их отца?
Тишина гудела в ушах Линн. Ощущение страха, как некой необъяснимой неминуемой опасности, нахлынуло на нее. Стены сблизились.
– Прочь отсюда, – произнесла она вслух.
Накинув свое дорожное пальто, она подняла воротник, надела на голову шарф и замотала его вокруг шеи, затем подтянула на щеки, как старая крестьянка, настолько, насколько это было возможно, однако скрыть разбитое лицо ей не удалось.