Линн, оглянувшись, увидела, что Брюс пожал плечами.
– Мы с Джози никогда не были ни в каком клубе, еврейском или другом.
– Самое время сделать это сейчас, – решительно сказал Роберт. – Ты должен войти в правление одного из клубов, посещать обеды, а твоя жена должна ходить на женские чаепития. Это надо и для фирмы, и для вас обоих.
– Я делаю то, что могу, – ответил Брюс.
– Ладно, подумай о том, что я тебе говорю. И ты тоже, Джози.
Линн вмешалась в разговор:
– Джози работает. И во всяком случае я не могу представить себе, как она сплетничает с женами служащих компании. Все время приходится быть начеку. Они обсуждают все – твое мнение, твою одежду, все. Иногда эти сборища совершенно изматывают.
– Это цена, которую ты платишь за то, кто ты есть и где ты. Согласись со мной, что это небольшая цена, если она приведет к большой работе в Европе, признался Роберт.
Внутри у Линн все похолодело. Она знала, как обычно происходит продвижение по службе: два или три года в каждой из нескольких европейских стран, затем, возможно, свой офис в Нью-Йорке. Или несколько лет на Дальнем Востоке с еще одним возвращением. И никакой стабильности, никаких корней, никакого постоянного места, где можно посадить молодое деревце клена и наблюдать, как оно растет. Здесь есть бесчисленное множество людей, которые отказались бы от тысячи таких саженцев, чтобы получить такую возможность, и это очень хорошо для них, но она не из их числа.
Однако Роберт был именно таким человеком. И он вполне был достоин вознаграждения, если бы оно было ему дано. «Никогда, никогда, – думала она, – не должна я ни малейшим поступком, ни словом удерживать его».
Как бы читая мысли Линн, Брюс тут же заметил:
– Я уверен, что для тебя найдется достойный пост за границей: как только события в Европе повернутся так, что там нужен будет наш представитель, я уверен, что ты именно тот человек, который получит этот пост, Роберт. Все знают это.
Позже, перед тем как лечь в постель, Роберт спросил:
– Что ты делаешь завтра?
– Я принимаю Джози и нескольких друзей к ленчу, помнишь? Это ее день рождения.
– Пропускаешь женский теннисный турнир?
– Я должна. Джози работает всю неделю, так что суббота – единственный день, когда мы можем устроить это.
Через секунду, отложив в сторону книгу, Роберт сказал решительно:
– Джози слишком упряма. Я всегда это говорил. Меня удивляет, как она ему не надоела, – единственное объяснение этому его мягкость, благодаря которой он не может ей противостоять.
– Она ему надоела! Боже мой, да он обожает ее! А что касается того, что она упрямая, так это неверно. Она просто честная, вот и все. Она искренняя.
Ладно, ладно, пусть будет так. Полагаю, я просто шовинист, испытывающий неловкость в присутствии искренних женщин. Линн засмеялась.
– Наша Эмили – хорошенькая искренняя женщина, я могу утверждать.
– Ах, это другое дело. – И Роберт засмеялся. – Она моя дочь. Она может делать все, что ей вздумается.
За исключением того, чтобы выбирать себе друга?
– Линн, я только хочу для нее самого лучшего. Разве я не отдал бы свою жизнь ради нее? Ради всех вас?
– Дорогой Роберт, я знаю это.
Он взял свою книгу, а она вернулась к своей. Вскоре Роберт отложил ее снова.
– Между прочим, ты привела в порядок крыло машины после того, как поцарапала его?
– Да, сегодня утром.
– Хорошо сделали?
Ты никогда не узнаешь, где была царапина.
– Хорошо. Не стоит ездить в поцарапанной машине. – Затем он подумал о чем-то еще; как будто у него в голове была записная книжка, как часто говорила Линн.
– Ты послала моей тете подарок на день рождения?
– Конечно. Прекрасную летнюю сумку.
– Хорошо, если учитывать, что она вяжет все эти свитеры для наших девочек.
В этом замечании было что-то злобное, меркантильное, так что Линн не могла проигнорировать его.
– Роберт, я думаю, ты обращаешься с ней очень плохо.
– Абсурд. Я был очень внимателен к ней в прошлом году на Рождество.
– Ты казался вежлив, только и всего, причем это было не в прошлом году, а в позапрошлом. Она потому и не приехала в прошлом году, что чувствовала твое нежелание. Ты, а не я. Я на самом деле люблю ее. Она добрая, благородная леди.
– Она может быть доброй и благородной, но она болтливая старая дура и действует мне на нервы.
– Болтливая! Она едва открывает рот, когда ты рядом.
Он не ответил. Линн упорствовала.
– Эмили очень любит ее. Когда Джин была последний раз в Нью-Йорке в прошлом месяце, они встречались с Эмили за чаем.
– Ладно. Оставь меня в покое со своей тетей Джин, хорошо? Это неважно.
Он повернулся и, натягивая одеяло на себя, уронил с громким стуком книгу на пол.
– Извини. Проклятье! Я встревожен. Она положила свою руку на его.
– Скажи мне, что конкретно тебя тревожит.
– Ладно, ты можешь думать, что это глупо с моей стороны, ты, вероятно, будешь так думать. Но я говорю тебе, мне не нравится идея, что ты собираешься идти и готовить обед в дом мужчины, у которого нет жены. Я чертовски хочу, чтобы ты придумала что-нибудь другое для вклада в аукцион.
– Но приготовление пищи – это то, что я делаю лучше всего. Это забавно. Ты наблюдал торги? Он заплатил тысячу долларов за мою работу, я хочу, чтобы ты это знал.
– Брюс натолкнул его на тебя. Вот как это случилось.
– Я надеюсь, что ты не собираешься сердиться на Брюса за это. Роберт, как ты можешь быть таким глупым?
– Мне не нравятся взгляды этого мужчины. Разведен и снова разведен и…
Пытаясь вывести его из этого настроения, она сказала:
– По-видимому, он похож на меня, а ты…
Он повернулся снова, на этот раз к Линн, чтобы встретиться с ней глазами, так что она могла видеть близко его темно-голубые радужные оболочки темные ресницы, белые веки и ее собственное отражение в его зрачках.
– Ты становишься все более очаровательной с каждым годом. Такое бывает лишь с немногими женщинами.
Она была довольна.
– Я действительно верю, что ты ревнуешь.
– Конечно. Разве это не естественно? Особенно если я ни разу в нашей совместной жизни – клянусь тебе – не был неверен тебе.
И, бросившись к ней, он уткнулся головой в ее плечо.
– Ах, Линн, ты не знаешь. Ты не знаешь.
То, что он все еще желал ее с таким неудержимым приступом страсти, а она могла ответить тем же, казалось чудом, которое поражало ее каждый раз, как сейчас…
Шторы колыхались от ветра, около постели тикали часы, и дверца машины, легко щелкнув, быстро закрылась. Роберт очнулся от дремоты.
– Эмили?
– Она дома. Я не спала, чтобы не пропустить ее возвращение.
– Она слишком поздно возвращается домой.
– Тише. Иди спать. Все хорошо.
Убедившись, что Эмили и Энни спят в своих кроватях, Линн наконец-то могла отдохнуть. Ее сознанием овладевал сон, ее тело согревалось телом, рядом с которым она спала тысячи ночей. Тысячи.
Снова закричал пересмешник. Он заливался трелью, как будто его сердце просилось наружу, подумала она, а затем заснула.
Том Лоренс спросил:
– Вы уверены, что я вам не мешаю? Усевшись на стул в своей блестящий черно-белой кухне, он наблюдал, как Линн готовила обед.
– Нет, совсем нет.
– Это новый опыт для меня. Обычно, когда я принимаю гостей, я жарю мясо на улице. Куски мяса и мороженое на десерт. Быстро и легко.
Поскольку это было новым опытом и для Линн, она должна была подыскивать слова, пусть банальные, чтобы избежать упорного молчания.
– Жаль, что нельзя использовать все эти прекрасные вещи более часто, заметила она, наполняя серебряное блюдо зеленым виноградом.
Это очень хорошая идея положить фрукты в это блюдо. Я забыл про него. Знаете, когда мы разошлись и я ушел, мы с моей бывшей женой решили разделить все имущество, которым мы владели, имущество ее семьи и мое плюс вещи, которые мы приобрели вместе. Все это было сплошной неприятностью. Переезды. И прочее… – Внезапно он соскользнул со стула. – Ох, разрешите мне помочь вам. Где его поставить?