Выбрать главу

– Хорошо, – послушно сказал он.

Солнце взошло еще невысоко, и воздух был свеж. Она гуляла по твердому песку вблизи кромки воды, вышла за пределы гостиничной территории и продолжала идти дальше. Ей казалось, что берег бесконечен и окаймляется сосновой рощей, береговым виноградником и растительностью, названия которой она не знала. Она проходила мимо поместий американских и британских миллионеров – низких, приятных домов, погруженных в тень баньянов и цветущих деревьев.

Обогнув крутой мыс, она натолкнулась на покрытый травой холм, который перегородил дорогу; он был крутой, как лестница, и с трех сторон окружен водой. До вершины добраться было трудно, но, не страшась, она начала подъем. Как только Линн, задыхаясь, поднялась на его вершину, она села и оглянулась вокруг, она была потрясена своего рода чудом, подобным тому, которое наполняет душу при посещении древнего собора.

Нет, здесь еще прекраснее. Такая голубизна! Вода, почти зеленая у берега в том месте, где отражался холм, незаметно переходила в чистейшую бирюзу; затем в трех четвертях пути к горизонту лежала широкая полоса кобальта. На самой дальней стороне горизонта была прочерчена тонкая линия, выше которой сияла голубизна другого оттенка, спокойная, вечная голубизна безоблачного неба.

Дул сильный ветер, и волны, ударяясь о берег, разлетались брызгами.

Лежа на спине в душистой траве, она смотрела в небо. Боже мой, как коротка жизнь!

И вот прилетела стая морских птиц. Они кружились, спускаясь все ниже и ниже, чтобы легко и плавно коснуться воды, а затем снова взмывали вверх. Они были так радостны – могут ли птицы быть радостными? – и она засмеялась над собой. И вновь к ней вернулась мысль о быстротечности жизни.

Она лежала полчаса или, может быть, чуть больше, в то время как легкий ветерок на вершине холма освежал пылающий жар солнца. Вытянувшись, она чувствовала, что тело ее молодо и пышет здоровьем. Даже боль в ноге начала уменьшаться, а тепло, казалось, успокаивает ее раны. Линн чувствовала прилив энергии, как будто поглотила всю мощь света.

Затем она стала отчитывать себя вслух. «Все же, Линн, он не хотел, причинять тебе боль. Сейчас он вне себя от отчаяния и вины. Взрыв ярости может длиться вечно, если ты не прекратишь его. Послушай, он смог бы съесть тебя от ярости, произошла ужасная трагедия, наша Кэролайн…»

И она размышляла: «Я не должна была оставаться так поздно на этом проклятом обеде. Вот с чего все началось. Я не должна была принимать предложение Тома. Что было бы, если бы я ждала дома Роберта, а затем обнаружила, что он беззаботно проводит время с хорошенькой женщиной?»

Она вспомнила щеку Тома Лоренса, почти касавшуюся ее щеки, его смешливые умные глаза, блестящие волосы и свежую кожу. «У вас такие прелестные глаза и такой прелестный рот, Линн». Лесть, все это лесть, возможно с надеждой, что она может привести к чему-нибудь. Как знать? Я знаю так мало о жизни, – подумала она. – Вышедшая замуж в двадцать лет, где и когда я могла набраться жизненного опыта. Нет, – сказала себе Линн и села. – Моя наивность непростительна. Я должна была быть по крайней мере достаточно предусмотрительной, чтобы предвидеть последствия. У моего мужа вспыльчивый характер, что не должно быть для меня новостью. Наши дети нуждаются в нас, сказал он. Это правда, – думала она сейчас, – несмотря на усталость и занятость, он всегда старается сделать для них приятное. Когда в Вашингтоне у нас было время между рейсами, он взял такси и повез нас в Национальную художественную галерею. За девяносто минут мы можем показать им много хороших картин, сказал он. Он обращается к энциклопедии, потому что хочет быть уверенным, что дал дочери наилучший ответ на ее вопрос. Он сидел всю ночь у постели Энни, когда ей удалили миндалины.

Иногда он бывает с ними груб и слишком требователен. Да, да, я знаю. Но они вели себя безукоризненно последние два дня перед нашим приездом. Несмотря ни на что, они на самом деле любят его. Люди порой сгоряча говорят такое, о чем они и не думают.

Наши дети нуждаются в нас. Они нуждаются в нас обоих.

С помощью здравого смысла можно разрешить почти все проблемы.

Вернувшись в комнату, она увидела записку рядом с книгой. В записке было написано: «Ушел завтракать. Я буду в столовой или где-нибудь на берегу». Книга была открыта на стихотворении, которое Линн не надо было читать, потому что она знала его почти наизусть.

Она положила книгу и вздрогнула. Он подарил ей эти стихи, когда они только что поженились, и они часто читали их вместе, иногда он читал их вслух своим низким выразительным голосом; они были так сильно влюблены друг в друга.

– Ох, Роберт, – вздохнула она.

Линн нашла его на берегу читающим книгу. При ее приближении он вопросительно посмотрел вверх.

– Я пришла заключить мир, – сказала она ему застенчиво.

Две маленькие слезинки выступили в уголках его глаз, и он взял ее руку и на мгновенье задержал в своей. Ей показалось, что поток общей крови течет через их соединенные руки. Она почувствовала гордость и облегчение.

– Ты прочитала стихотворение? – Когда она кивнула, он воскликнул с волнением: – Линн, Линн, ты для меня все на свете. Без тебя я не существую. Ты знаешь это, знаешь? У нас все опять будет хорошо? Правда?

– Давай не будем больше говорить об этом. Все уже позади.

– У нас могут быть плохие времена, но, по крайней мере, они не будут продолжаться долго. Хорошо, дорогая? – Он вскочил. – Ну, как ты сказала, хватит. Что мы будем делать сначала? Бегать или плавать?

– Погуляем. Я хочу показать тебе одно удивительное место.

Итак, они шли вдоль берега мимо прекрасных домов, утопающих в садах.

– Эй! Как далеко находится то место, которое ты хочешь показать мне? Ты еще не устала?

– Нет, я хороший ходок.

– Ты так молода, Линн.

Это была правда. Ее тело в ярком купальном костюме было таким упругим и гибким, каким оно было почти двадцать лет назад. И, радуясь тихому утру и славному миру, которого она добилась, Линн, не обращая внимания на легкую хромоту, шагала вверх.

Они затаив дыхание стояли на вершине холма.

– Я вижу, что ты имеешь в виду, – прошептал Роберт.

Белая яхта спокойно двигалась на линии горизонта.

– Посмотри на эту великолепную вещь, – сказал он. – Хотелось бы тебе владеть ею? Мы смогли бы пойти к Южным морям, вокруг света.

– Нет, – ответила она серьезно, – даже если мы сможем себе ее позволить, что мы, вероятно, никогда не сможем, мне бы не хотелось ее.

Он покачал головой, как будто это было выше его понимания.

– Что же ты хочешь?

– Только мира и любви. Только мира и любви, – повторила она очень серьезно.

– У тебя они есть. Ты получишь их. – Он опустился на траву. – Сядем здесь. Останемся здесь минуту.

Я знаю, со мной не всегда легко жить. Я довольно часто не бываю дома. Я одержим работой. И также знаю, что ты очень терпелива. В офисе и пассажирском поезде я слышу истории, от которых волосы становятся дыбом, о женщинах с нервными расстройствами, пьющих в одиночестве в течение дня или имеющих любовную связь с парикмахером. – Он засмеялся. – Представить, что ты имеешь любовную связь! Я думаю, ты убежала бы в ужасе, если бы какой-нибудь мужчина дотронулся до тебя. И когда я слышу обо всем этом, не думай, что я не ценю тебя, время, которое ты уделяешь детям, твое крепкое здоровье, твое бодрое настроение. Я должен делать больше. Я должен больше взять на себя.

– Ты делаешь очень много. Больше, чем многие отцы. Намного больше, – сказала она искренне.

– Нет, я должен делать лучше. Ты не играешь на рояле, поэтому ты не можешь помочь Энни в этом. Я думаю, она должна переключиться на популярную музыку. Это поможет ей в обществе, когда она станет на несколько лет старше. – Он вздохнул. – И я беспокоюсь об Эмили и ее юноше. Я знаю, тебе не нравится, когда я об этом говорю, но…

– Не сейчас, Роберт. Здесь так чудесно, чтобы думать о неприятностях, несмотря на то, что я не согласна, что Харрис – неприятность. Пойдем обратно, Роберт?