– Неожиданный визит. Неожиданное удовольствие, – сказал Том с улыбкой.
– Как только я здесь очутилась, я почувствовала себя полной идиоткой. Извините меня. Я и вправду не знаю, зачем приехала.
– А я знаю. У вас затруднения, и вам необходим друг. Не так ли?
Ее глаза наполнились слезами, и она моргнула. Том деликатно посмотрел в сторону, на сад.
Справившись с собой, она сказала тихим дрожащим голосом:
– Я собираюсь уйти от Роберта.
Том резко повернулся:
– По обоюдному согласию или вы противники? Вопросы юриста, подумала Линн и сказала вслух:
– Он еще не знает. И он не согласится, можете не сомневаться.
– Тогда вам понадобится очень хороший юрист.
– Однажды вы мне сказали, что если мне когда-нибудь понадобится помощь, я могу обратиться к вам.
– Я это и имею в виду. Я больше не занимаюсь матримониальными делами, но найду вам кого-нибудь, кто ими занимается.
– Вас это не удивило. Нет, конечно, нет. Вы думаете о моем приглашении на нашу золотую свадьбу.
Она машинально вертела в руках ремешок от своей сумки и тем же тихим голосом продолжала:
– Он бьет меня. Но на этот раз случилось нечто особенное. Я поняла, что не могла бы… я понимаю, что больше не могу… не могу это больше выносить.
Он кивнул головой.
– Я понимаю, вы думаете, что я была дурой, когда мирилась с этим. Люди читают статьи о побитых женщинах и думают: «Вы, идиотки! Чего вы ждете!»
– Они не идиотки. Существуют сотни различных причин, почему они продолжают оставаться и ничего с этим не делают. Безусловно, – осторожно сказал Том, – вы можете назвать разные очень убедительные причины. В вашем собственном случае…
Она прервала его.
– В моем собственном случае я никогда не думала о себе как о побитой женщине.
– Вы не хотели этого делать. Вы думали о себе как о романтической женщине.
– О, да! Я любила его…
– Осмелюсь сказать, что, с точки зрения женщины, он очень привлекательный мужчина. Сильный человек. Такими восхищаются.
– Хотелось бы мне понять это. Он может быть таким любящим, а иногда и таким грубым. Бедная Эмили… – И вкратце она изложила, выпустив историю с беременностью, что произошло.
На это Том заметил:
– Это очень похоже на благородство Брюса. Вы не видели его со дня похорон, конечно.
– Нет.
– Это меня удивляет, вы были так близки. Близки, близки, вздрогнув, подумала она.
– Я не думаю, что он хочет меня видеть, – сказала она и тотчас же исправила свою оговорку. – Я имела в виду, что он не хочет никого видеть.
Том с любопытством справился, ввела ли она Брюса в курс дела.
– Я еще не успела, – уклонилась она. – Я пока еще только сама это обдумываю. Роберта на пару месяцев посылают за границу. Он поедет туда первым, чтобы подготовить наш переезд, и я думаю, я пошлю ему письмо, в котором сообщу о моем решении.
– Это все усложнит. Не лучше ли будет обо всем сообщить теперь и разъехаться перед отъездом?
– Нет, он и так будет убит – а если я это сделаю сейчас, он никогда не уедет и потеряет свой шанс. Он только и говорит об этом шансе. Я не могу быть такой жестокой. Я не могу уничтожить его совсем.
Она продолжала крутить ремешок от своей сумочки. Том протянул руку и положил сумочку на стол.
– Давайте я приготовлю вам что-нибудь выпить. Спиртное или нет? Что касается меня, я думаю, вы можете выпить что-нибудь крепкое.
– Ничего не надо. Ничего, спасибо.
Они сидели по обе стороны камина. Белый кот терся о его колено. Он налил ей бренди. А после бренди…
– Итак, несмотря ни на что, вы не хотите причинить ему вред. Вы еще что-то испытываете по отношению к нему, – заметил Том.
– Испытываю! О, да! Как я могу не испытывать после двадцати лет? – Она не должна плакать, устраивать сцену. Но тем не менее слезы текли теперь рекой. – Я не могу поверить, что это произошло. Последние несколько дней были сплошным кошмаром.
Том встал и вошел в дом. Он вернулся с сухим полотенцем, которым чрезвычайно нежно вытер лицо Линн. Она позволила проделать это с собой, подобно ребенку или больному, и продолжала говорить:
– Мне должно быть стыдно, что я приехала сюда и беспокою вас. Я сама должна справляться со своими проблемами. Право, я уже достаточно взрослая. Это смешно, я глупая, что так говорю… Но я так несчастна. Хотя, почему я не должна быть несчастной? Миллионы людей в мире несчастны. Чем я лучше? Никто еще не говорил, что жизнь должна быть усыпана розами.
Она собралась уйти.
– Со мной все в порядке, Том. Видите, я перестала плакать. Я больше не буду плакать. Я поеду домой. Извините меня.
– Нет, вы слишком взволнованы. – Том слегка нажал ей на плечи, чтобы она снова села. – Оставайтесь здесь, пока вы не успокоитесь. Вы можете ничего не говорить, если не хотите.
Солнце зашло за тучку, краски сада смягчились, нервы успокоились. И она сказала более спокойно:
– По правде сказать, Том, я боюсь. Как это я решилась сделать такое, и в то же время боюсь? Я не хочу смотреть жизни в лицо в одиночку. Я слишком молода, чтобы жить без любви. Ведь, может быть, меня больше никто не полюбит.
– Почему вы так думаете?
– Мне почти сорок, и на мне ответственность за малыша, за Энни, за которыми я должна непрестанно следить и за Эмили. И у меня нет никакой профессии, я не сделала никакой карьеры, и нет свободного состояния, и я не являюсь неотразимой красавицей.
Том улыбнулся:
– Я знаю одного мужчину, который думает, что вы красавица. Это Брюс.
Линн вспыхнула от затылка до корней волос. Если бы Том сказал ей это две недели тому назад, она бы пожала плечами. «О, – сказала бы она, – Брюс так же необъективен на мой счет, как если бы я была его сестра». Но такой ответ застрял бы у нее в горле, если бы она попыталась произнести его теперь.
– Я только что заметил, что допустил нетактичное замечание, – сказал Том. – Я сказал «один мужчина», хотя, – добавил он со своим обычным насмешливым прищуром глаз, – я сам мог бы назвать вас «неотразимой». Это звучит слишком грубо и витиевато, слишком игриво и не подходит к такой милой женщине, как вы.
– Я не милая, – возразила она, чувствуя себя неловко. – Это моя дочь Эмили мила. Вы ее видели. Она похожа на Роберта.
– О, да, да, да! Роберт – это ваш идеал, мне это понятно, – возражение было слишком грубо. – Достаньте ваше зеркало.
Она удивилась.
– Зачем?
– Вынимайте! Вот ваша сумочка. А теперь посмотрите на себя, – приказал он, – и скажите, что вы видите.
– Печальную, расстроенную женщину. Вот что я вижу.
– Это пройдет. А когда пройдет, вы станете – ну, почти прекрасной. Правда, ваше лицо чуть пошире в скулах, чем надо, по крайней мере, на вкус некоторых. И, может быть, нос у вас немножко коротковат. – Наклонив голову, он изучал ее под другим углом, затем слегка нахмурился, как будто рассматривал произведение искусства.
– Интересно, у вас темные ресницы, а волосы у вас светлые.
– Не дразните меня, Том. Я слишком несчастна.
– Вот именно, я вас дразнил. Я думал, что смогу вывести вас из вашего настроения, но был неправ. Чего я действительно хочу, так это радоваться вместе с вами, Линн. Вы наконец близки к завершению этого этапа вашей жизни, вы становитесь сильнее и движетесь к чему-то лучшему.
– Я двигаюсь к концу этого этапа, это верно.
Но что касается остального, я не уверена. – Она посмотрела на часы. – Мне пора ехать. Я люблю приходить домой к тому времени, когда Энни возвращается из школы.
– Как у Энни дела?
– Ну, я обеспокоена. Я всегда чувствую себя встревоженной. Но по крайней мере эксцессов больше не было. Слава Богу, никаких побегов из дома. Она выглядит вполне спокойной. И Роберт с ней хорошо обходится. На самом деле, он так устает и так занят, так погружен в свои дела с продвижением по службе последние несколько недель, что у него очень мало времени остается на нее или кого-нибудь еще.
«И даже на секс, – подумала она про себя, – и я не знаю, что я буду делать, если он сделает попытку?»