– Вовсе нет. Просто быстрое приветствие. – Улыбка Уайтхолла была теплой под белыми завитками его усов. Он напомнил ей Санту из торгового центра – вел он себя слишком весело, а свитер был слишком красным. – Мы делаем что-то революционное в Годбоуле, проделываем дыры в небе. Из-за этого мы склонны получать много критики от тех, кто не понимает. Невероятно важно, чтобы наш маленький отдел держался вместе. Поэтому мне хочется знать, кто сидит в моей аудитории. Называть людей по именам.
Его пристальный взгляд переместился на Колтона, все еще стоявшего в дверях. Колтон был словно замурован, рот сжался в плотную линию. Он выглядел как каменная копия человека: его линии были слишком аккуратными, слишком холодными.
– Мне не терпится узнать вас получше, – рассеянно сказал Уайтхолл. Затем, обращаясь к Колтону добавил: – увидимся в классе.
На этот раз Делейн была уверена, что ослышалась, потому что в его тоне прозвучало предупреждение.
7
Делейн было семь лет, когда она впервые проснулась в лесу.
Был конец июня, в воздухе благоухала магнолия, она открыла глаза в гнетущей тишине леса. Ее ноги были в грязи, кончики пальцев склеились от смолы, длинную белую косу украшали заросли зимней ягоды. Словно она родилась в лесу, пробивая себе путь когтями из чрева рыхлых рябиновых корней.
Родители нашли ее вскоре после этого. Они отнесли ее домой, как разбитое стекло, подхватив на руки. Они склеили ее обратно, вычистили остатки грязи из-под ногтей и позвонили кому-то, кто обладал достаточным знанием, чтобы дать им ответ.
Ее психотерапевтом была тучная женщина с волосами цвета и текстуры овечьей шерсти. На первом сеансе Делейн сидела, скрестив ноги, на диване в обморочном состоянии и ковырялась в ногтях. Она не хотела рассказывать терапевту о мальчике в ветвях или о том, как она следовала за темнотой, куда бы она ни вела. Ей хотелось говорить только правильные вещи, чтобы доктор была довольна ею, но правильные вещи были ложью, и поэтому она чувствовала себя, как на экзамене, который заранее обречена провалить.
Сомнамбулизм, назвал это в конце концов терапевт. Типичное поведение для ребенка, пережившего нечто столь травматичное и внезапное, как смерть близкого человека и полная потеря слуха.
Назвав это явление, от него не избавились. В следующий раз Делейн проснулась у ручья, когда отец тряс ее за плечи. В горле пересохло, пальцы были изъедены речной водой, ей было невыносимо холодно, несмотря на жару середины августа. Она снова шла за мальчиком в темноте, просила его остановиться. Не обращая внимания на укусы ежевичных колючек. Теперь, когда она проснулась, тени падали вокруг нее, как дождь, то тут, то там пробиваясь сквозь кедры тонкими золотыми лучами. Мальчика не было. Был только лес, темный и глубокий.
Родители назвали это «эпизодами», как будто она была мультипликационным героем сериала по субботним утрам. Она просыпалась в лесу, упираясь руками в грубые расщелины красного дерева. Она просыпалась во дворе, ноги были черными от грязи и дождевой воды. Ее родители поставили замки на двери, детскую калитку на лестнице.
– Дайте ей время, – заверил родителей Делейн терапевт. – Она перерастет это.
И однажды ночью так и случилось.
Она проснулась на улице, ее колени, прижатые к желтым фарам неуклюжего «Бьюика» их соседа, были в крови. Сердце заколотилось в груди, Делейн еще никогда в жизни не чувствовала себя такой бодрой.
Больше такого не случалось.
Как будто перспектива быть сбитой машиной выбила из нее всю любовь к лунатизму. Как будто то, что притягивало ее в темноте, наконец сдалось и ушло.
Делейн лежала в ночной мгле своего общежития. Она смотрела на пятно лунного света на стене. Думала о сне. Даже сейчас, все эти годы спустя, она могла представить себе каждую деталь внешности мальчика в лесу: черные глаза, темные кудри, ноги в штанах, мокрые от падения в ручей.
– Остановись, – кричала она. – Не беги. Я знаю тебя. Я знаю тебя. Я знаю тебя. – Она потратила годы, убеждая себя, что это только в ее голове.
Прошло две недели семестра, а она уже не была в этом уверена.
– Адья, – прошептала она в темноту. – Адья, ты не спишь?
Послышался шорох, вздох, не совсем взволнованный, как ей показалось.
– Теперь нет, – сказала Адья.
– Как ты думаешь, на что это будет похоже? – спросила она. – Ходить по небу?
Последовало молчание. Несколько мгновений она думала, что Адья не ответит. Но потом ее соседка по комнате перевернулась. Свет ночника залил ее черты лица, оставив губы достаточно яркими, чтобы можно было прочитать.
– У меня был приступ, когда мне было тринадцать лет, – сказала она. – Заснула на математике, просто уставившись в окно. Все мое тело дернулось, и я проснулась. Знаешь это чувство, когда тебе снится, что ты падаешь, а твои руки и ноги реагируют так, как будто ты на самом деле падаешь?