В следующее мгновение она не только решила, что такая фальшивая женщина не заслуживает даже его участия, но и то, что она так же гадко, как Сибиллин, использовала Уолтера. Она уставилась вниз на свои комнатные туфли, совершенно не обращая внимания на полного чувства собственного достоинства рыцаря довольно маленького роста. Тот стоял спиной к двери и в общих чертах рассказывал им о грядущем путешествии. Им необходимо было присоединиться к вечно кочующему двору короля Генриха.
— Мы должны будем, несмотря на неожиданные капризы погоды, через две недели встретить королевский двор в Вулфетане. — Сэр Лестер неловко перевел взгляд с плачущей жены барона-предателя на дочь, держащуюся с откровенным вызовом. Ему потребовалась вся его сила духа, чем он несказанно гордился, чтобы не спасовать перед перспективой тащить этих двух непримиримых и крикливых женщин в дальнюю поездку по грязи и бездорожью. Слава Богу, немного потребуется времени, чтобы достичь поместья дворянина, который по королевскому повелению будет следующим «иметь честь» развлекать и короля, и всю его свиту. Иметь честь? Жесткая складка, появившаяся в углах его рта при этой мысли, осталась незамеченной обеими дамами, занятыми своими невеселыми думами.
Целых две недели! Элис плотно сжала губы, чтобы скрыть гримасу отчаяния, и уставилась глазами в пол. Очевидно, сэр Лестер не понял истинную твердую натуру ее «бедной, слабой» мачехи. Но он узнает об этом. Путешествие на север с такой женщиной, как Сибиллин, займет гораздо больше времени. По тому, как быстро был арестован ее отец, а земли конфискованы в пользу короны, она поняла, что эти любимцы короля могут двигаться с большой поспешностью, если им прикажут. Но в дальнейшем, когда потребуется проследить, чтобы собственность барона была не только отторгнута, но и перешла под королевскую опеку, — они узнают, как может затянуть дело бывшая хозяйка Кенивера.
Красивые бровки над зелеными глазами нахмурились. Несомненно, что помимо налога, получаемого ежегодно с Кенивера, король Генрих надеялся получить немедленные выплаты в золоте, столь необходимом для пополнения королевской казны. После того как золото будет выплачено, кому-то из дворян будет дарован доход от Кенивера в обмен на клятву взять на себя ответственность за членов семьи обесчещенного барона — до тех пор, пока не будет принято окончательное решение.
— По какому праву вы забираете этих людей под опеку короля? — Звук этого низкого голоса внезапно ворвался в мрачные думы Элис о будущем, и сердце ее бешено забилось. Прошли месяцы с тех пор, как она в последний раз слышала этот неповторимый тембр, который ни с чем нельзя спутать, с тех пор, как она вежливо, но твердо была выслана из Уайта и вернулась сюда в свой семейный дом. Но больше он не был ее домом.
Сэр Лестер застыл с открытым ртом. Он повернулся к широко распахнувшейся дубовой двери. В дверном проеме, на фоне неяркого света пасмурного дня, он увидел пугающе высокую фигуру. Незамеченное появление незнакомца было странным, но еще более странной была дерзость этого человека — то ли настолько смелого, то ли настолько глупого, чтобы оспаривать королевское решение. Лестер носил цвета их монарха и крест. Поэтому он был уверен, что незнакомец должен бы знать, что он представляет корону и действует согласно королевскому указу. Но прежде, чем он мог промямлить ответ, незнакомец прошел дальше в зал, скудно освещенный колеблющимся пламенем очага.
— Леди Элис — замужняя женщина и по праву должна быть препоручена заботам семьи своего мужа.
Дэйру было смешно, что этот суетливый представитель короля пришел в ужас при одной лишь смелой попытке оспорить привилегию их монарха распоряжаться всем, чем ему будет угодно. Дэйр привык действовать не раздумывая. Знакомый с повадками дворян и даже самих королей, он любил при случае приводить в изумление тех, кто не был способен на такую дерзость, — тех, кто подобно этой напыщенной маленькой кукле пляшет под дудку короля Генриха.
Внимание Элис полностью было поглощено этим человеком, неожиданно пришедшим к ним на помощь. Поэтому она сначала не заметила, что место Дэйра в просвете открытой двери занял другой — коротенький, широкий, бочкообразный рыцарь. Она была изумлена появлением графа и, подобно выжженной солнцем земле под животворящим дождем, впитывала радость оттого, что он приехал. Она была не в силах понять эту перемену. Но когда Дэйр произнес ее имя, Элис сосредоточилась на его словах и немедленно отозвалась.
— Мне сказали, что семья моего мужа не ответила на сообщение ни об аресте моего отца, ни о том, что меня должны отдать под опеку короля. — Думая только о том, что этот факт, очевидно, показался сэру Лестеру и достойным презрения, и забавным одновременно, она все же стоически проговорила эти слова. Их выбор ясно показывал, что они хотели отмежеваться от барона-предателя.
Когда Дэйр посмотрел на нее пронзительным взглядом, как орел, высматривающий добычу, Элис поняла, что поступила неправильно, и вспыхнула. Она осудила свекра и свекровь, а через них и мужа. А ведь отец много раз предупреждал ее, что это такое оскорбление, которого не простит ни один мужчина, и такая ошибка, которую не вправе совершить ни одна женщина. Она оглядела свое более чем скромное платье, которое она специально выбрала, так как оно подходило для тягот путешествия. Она еще больше расстроилась, сознавая, что выглядит не лучшим образом. Но что из того? Казалось, он приехал, чтобы спасти их от жадной королевской хватки, но тут же захотел отделаться от нее.
Снова Дэйр мрачно улыбнулся, глядя на склоненную головку Элис, как всегда закутанную густой вуалью. По тому, какие яркие розы расцвели на ее кремовых щечках и как быстро она отвела от него взгляд, Дэйр понял, что его грубое обращение с нею в Уайте принесло свои плоды. Она отдалилась от него, опасаясь еще одного отказа.
Сначала сэр Лестер испугался исходившей от незнакомца опасности. Однако за время неестественного молчания, последовавшего за словами леди Элис (в нависшей над ними тишине даже жена барона-предателя перестала плакать), он сумел до некоторой степени восстановить свое достоинство и попытался овладеть ситуацией. Громко закашлявшись, он намеренно привлек к себе внимание неприятеля. Затем, задрав подбородок так высоко, что можно было сломать шею, он попытался взглянуть свысока на гораздо более высокого мужчину, опять повернувшегося к нему лицом. Не обращая внимания на неудобство своего неестественного положения, он начал насмешливо опровергать слова незнакомца, направленные против королевской власти.
— Как только барон был уличен в измене, графство Кенивер попало под опеку короля.
Изучая своего до смешного самоуверенного врага — от редких волос, едва прикрывавших сияющую лысину, до ног, обутых в туфли, совершенно не подходящие для путешествия, — Дэйр недоумевал: неужели этот человек действительно посланец короля Генриха? Скорее сэр Лестер, даже не осознавая этого, исполнял волю человека, который — вся Англия знала об этом — руководил королем. Это епископ Винчестерский. Не говоря уже о том, какую роль сыграл епископ в смерти Габриэля, Дэйру был неприятен этот француз, который способствовал тому, что все английские претенденты на корону были заменены его соотечественниками. Если он приложил руку к этому делу, то становится понятной хотя бы одна из причин, лежащих за лживыми обвинениями против Халберта Боэна. Какая же это мерзость! Незаконный сын епископа был жаден до новых владений, которые он обожал захватывать в свою собственность. И делалось это при попустительстве всемогущего отца.
Голубые глаза, не отрываясь, смотрели вниз, пока маленький человечек не заерзал от неловкости. Сэр Лестер мысленно пытался надеть на себя броню и этим как-то защитить себя. Он человек короля, уверял себя сэр Лестер. Он несет ответственность, а не этот неизвестный и, очевидно, не очень-то умный незваный гость.