— Нет. Я уже говорил с Сибиллин об этом, и она согласна со мной. Вы рискуете вашей репутацией, оставаясь в руках Дьявола. — Уолтер нисколько не раскаивался, увидев боль в глазах Элис, когда он назвал графа дьяволом. Но он увидел также, что она не забыла, как опасен был Дэйр.
Несмотря на усилия воли, плечи Элис дрогнули. Значит, Сибиллин считает, что ей необходимо покинуть Уайт. Слабая улыбка, тронувшая ее губы, была очень похожа на горькую усмешку Дэйра. Конечно, Сибиллин рада возможности устранить со своего пути всех, кто мог хотя бы на мгновение отвлечь внимание Дэйра от нее самой.
Они прошли под деревьями, высаженными аккуратными рядами. Уолтер имеет право на эти слова. Пострадает ее честь, и не только ее самой, но и ее мужа-ребенка. А этого ей бы хотелось меньше всего. Кроме, может быть, самих этих брачных уз, навязанных ей отцом.
Полуприкрыв глаза, Уолтер наблюдал, как она мечется между тем, что правильно, и тем, чего ей хочется. Он опасался, что благодаря ее вспыльчивому нраву последнее может победить. И поэтому тут же беззастенчиво использовал ее благородство, чтобы добиться того, что она поступит, как он хочет.
— Я уверен, вы не погубите вашего доброго имени? — Уолтер намеренно сказал это с вызовом, не сомневаясь, что это заденет ее гордость.
Уязвленная, Элис посмотрела Уолтеру прямо в глаза:
— Нет, конечно же, нет. — В глубине души она не была полностью уверена в необходимости этой клятвы, но как иначе она могла ответить?
— Тогда давайте вернемся в зал и дождемся графа, который вместе с моей сестрой скоро должен вернуться. — Уолтер снова предложил ей руку, и Элис заставила себя без колебаний на нее опереться. Не обратив ни малейшего внимания на буйство ярких красок, которое, казалось бы, должно было быть целью их прогулки, они повернули обратно.
Они быстро вернулись во внутренний двор, но Элис была так расстроена, что почти не замечала дороги. По правде говоря, если бы Уолтер не вел ее за собой, она остановилась бы и задумалась над тем, что так давило на нее тяжким грузом. Она попала в ловушку! Ей придется сделать то, чего она не хочет делать. Она не хотела уезжать из Уайта, отчаянно не хотела расставаться с Дэйром. Совесть, которая редко молчала, как всегда упрекнула ее в эгоизме. Ради отца она должна уехать. И не только ради него ей следует уехать. Ее долг также соблюдать брачные обязательства и беречь честь ее мужа. Не важно, кому были даны эти клятвы — ребенку или старику, — она обязана их соблюдать. Оставаясь же в доме «дьявола», она рискует этими обязательствами, — рискует гораздо больше, чем думает Уолтер.
— Они уже вернулись.
Тихие слова Уолтера оторвали Элис от механического созерцания дощатого пола опущенного моста у них под ногами. Подняв глаза, она увидела, как от крыльца отводили двух лошадей. Несколько мгновений она рассматривала их — особенно вороного крупного коня, — а потом они скрылись в конюшне. Несомненно, это был жеребец Дэйра по кличке Злодей.
Как только они достигли крыльца, Элис велела себе: говори сразу же, как только появится Дэйр. Иначе под магическим воздействием Дэйра она может не совладать с собой. Поднимаясь вверх к тяжелым двойным дверям, она непрестанно повторяла про себя все мудрые доводы в пользу своего отъезда. Когда же они подошли к дверям, Элис чувствовала в себе достаточно смелости, чтобы говорить с Дэйром.
Миновав входной туннель, она увидела яркий свет в большом зале. Сердце ее затрепетало от ужаса. Неужели она не сможет выполнить задуманное? Или же она боится ненужной ей победы и нежеланной свободы? В конце концов, хотел же Дэйр заставить королевского рыцаря препоручить ее заботам мужа. Когда это не удалось, он пообещал сделать это сам. Может быть, ему все равно, останется она в Уайте или уедет? Такая вероятность ослабила ее решимость отстаивать то, чего на самом деле она не желала. Перестав прятаться под полуопущенными ресницами, она подняла глаза, и… в трех шагах стоял Дэйр и пристально смотрел на нее.
Дэйр презирал эту ничтожную «личность», стоявшую рядом с его дорогой Огненной Лисицей, и с радостью изгнал бы этого слабака не только из своего дома, но и вообще с лица земли. Сколько он знал Уолтера, тот никогда не брал ответственности на себя. Он всегда зависел от других. Сначала он пользовался благосклонностью сестры (он был на два года ее моложе, и поэтому она баловала его, как ребенка, так же, как теперь она поступала с юным Халбертом), потом твердой поддержкой ее мужа. Теперь, когда его зять оказался в заключении, ему, кроме Уайта, некуда было поехать, а положиться можно было только на Сибиллин. Дэйр желал бы увидеть его просящим милостыню у прохожих. Но… Элис считала Уолтера другом, и Дэйр боялся причинить ей боль, отказав в помощи тому, кто был ей дорог. Неважно, как он сам относился к их дружбе.
Не медля ни секунды больше, Элис заговорила:
— Завтра я уезжаю во Врексдэйл. — Думая, что слова ее недостаточно убедительны, она поспешила добавить: — Это мои наследственные земли, и они принадлежат мне, и там я могу соблюсти чистоту моей непорочности и чести.
Уголок рта Дэйра приподнялся в горькой усмешке. Как это похоже на Элис — говорить такие слова. Да большинство мужчин всегда скажет, что у женщины нет чести. Своим поведением женщина может запятнать честь отца или мужа, но, как и движимое имущество, собственной чести она не имеет. Дэйр, однако, не из этого «большинства мужчин» и не станет обсуждать этот вопрос с Элис. Потому что если кто из женщин и имел мужество и смелость защищать свою честь, так это она.
Элис заметила его насмешливую улыбку и отнесла ее на свой счет. Зеленые огни ее глаз объявили войну его холодному взору.
— Да, Врексдэйл принадлежит мне, и я буду находиться там до тех пор, пока мой отец или муж не будут в состоянии обеспечить мне достойный дом.
В ее упоминании достойного дома он усмотрел брошенный ему вызов. Он похолодел так, будто ступил на лед, и вся его прежняя веселость замерзла в глубинах праведного гнева.
— Вы не сделаете этого! — Каждое жесткое слово слетало с его плотно сжатых губ так, как падают льдинки в холодную воду во рву.
— О Дэйр, не кажется ли вам, что так будет лучше? — Сибиллин, долгое время стоявшая незамеченной рядом с ним, протянула руку к его сжатой в кулак руке. Но в следующее мгновение она отшатнулась, увидев в его устрашающем взгляде столько неприязни, словно она какая-то мышка, осмелившаяся перейти ему дорогу.
Дэйр отвлекся на Сибиллин и не заметил мгновенной радости, отразившейся на лице Элис. Она смущенно пригладила рукой ярко-голубой барбет и опустила крепко переплетенные пальцы на кожаный поясок, повязанный на ее тонкой талии. Дэйр вовсе не хотел, чтобы она уехала, как она опасалась. Но она не знала причины этого — то ли он обиделся на нее за обвинение в излишнем контроле над ней, то ли действительно хотел, чтобы она осталась.
Дэйр опять обратился к женщине, осмеливавшейся оспаривать его права на малую толику ее общества. Не терпящим возражений тоном он привел ряд неоспоримых доводов против ее поспешного решения.
— Вы женщина, к тому же — девственница, поэтому без сопровождения мужа, отца или охраны, обеспечивающей вашу безопасность и честь, которой вы так дорожите, вы не можете ни ехать во Врексдэйл, ни оставаться там — в одиночестве.
Элис уже забыла свою мгновенную радость и его оправданный гнев, вызванный ее резкими словами. Теперь она была возмущена тем, что Дэйр сделал особый акцент на словах «девственница» и «честь», как будто сомневался, относятся ли они в действительности к ней. Оскорбленная гордость превзошла в ней все другие чувства, и яростная натура снова взыграла. Эмоции настолько переполняли ее, что она не могла даже найти подходящих слов, чтобы выразить негодование. Движимая отчаянием, она неожиданно и сильно топнула ножкой. Деревянный пол гулко отозвался, а ей этот звук показался еще более громким. Элис тут же чуть не умерла от смущения. Она прикусила губку, и все лицо ее — от лба до подбородка — залилось румянцем.