Обессиленная бесплодной борьбой и перепуганная, Элис чувствовала себя, наверное, так же, как загнанный охотником олень. Или, скорее, как плененный сокол — поскольку на голову ей был накинут мешок, а лодыжки связаны тонкими кожаными ремешками.
Я так просто не сдамся! И не паду в страхе перед врагами! Она возобновила борьбу. Бешено извиваясь, она сумела откатиться по крупу коня назад и связанными вместе ногами лягнула сильное животное. Но ее попытка освободиться оказалась неудачной. Похититель сильно ударил ее и насмешливо и хрипло рассмеялся. Взбешенная, с кляпом во рту и с закрывающим глаза мешком, Элис могла только поклясться когда-нибудь как-нибудь отомстить обидчику за это. Цель была достойная, но отсутствие средств к ее достижению не подняло ей дух, а, напротив, лишило ее мужества.
Чтобы унять нарастающее паническое беспокойство и как-то отвлечься от неудобной позы (лежа вниз лицом на крупе коня), она заставила себя подумать как следует. Она вспомнила то немногое, связанное с похищением, что было ей известно. Она знала, что их двое. Но кто они? И зачем они ее похитили? И зачем тот, второй, ускакал в другую сторону? Затихающий стук копыт не позволял в этом усомниться.
Вопросов было больше, чем ответов. Это сильно раздосадовало Элис — ведь она привыкла считать себя достаточно умной, чтобы понять многое. Во всяком случае, она должна была догадаться о цели похищения.
Внезапное головокружение нарушило логику ее мыслей. Усилием воли она попыталась сконцентрировать все свое внимание и найти нужный ответ на мучивший ее вопрос. Но даже будь она сейчас в состоянии душевного равновесия, ответ не был бы простым. Зачем же все-таки ее похитили? Может быть, эти люди собираются потребовать за нее выкуп? Что ж, это очень неудачный выбор. Даже в таком печальном положении Элис нашла в себе силы для горькой иронии.
Она не была богатой наследницей и, следовательно, не могла представлять серьезного интереса для похитителей. Она дочь далеко не богатого человека. Более того, когда он был обвинен в измене, все его имущество конфисковала казна. Кто же может заплатить за нее выкуп?
Но какая другая причина может быть? Все ей казалось бессмысленным. Внезапно она прекратила бесплодные размышления — словно решетка в воротах замка резко опустилась и остановила ее, не пустив дальше. Вместо этого она вновь принялась обдумывать, как ей освободиться от связывавших ее пут и от похитителей. Или хотя бы от чего-то одного.
Если бы предыдущая ее попытка заставить коня подняться на дыбы удалась, и она, и ее похититель оказались бы сброшенными на землю. А если бы он при этом расшибся, у нее, связанной и с кляпом во рту, появился бы хоть малейший шанс на успех. Но этого не случилось, и у нее осталась последняя попытка.
Она намеревалась попробовать медленно сползать и сползать по крупу коня, покуда не упадет на землю. Ее похититель никак не ожидает такого, поэтому внезапность будет на ее стороне. Конечно, когда она окажется на земле, только чудо может спасти ее. Только чудо может воспрепятствовать похитителю вновь положить ее на коня. Но это ее единственная, хоть и слабая надежда на спасение.
Сердце ее бешено колотилось, когда она без колебаний приступила к осуществлению задуманного. В тишине, нарушаемой только мерным стуком копыт, она медленно, но непрерывно продвигалась все дальше и дальше. Время ползло со скоростью самой медленной улитки.
— О, черт! — Восклицание пронеслось по тенистому лесу так же неожиданно и громко, как удар грома. Сильный конь встал на дыбы, ударяя воздух передними ногами, а задние ноги его запутались в крепкой веревке и шерстяной попоне. Крики тут же прекратились, а Элис еще успела усомниться в правильности своего замысла. Чувствуя опасную близость мощных ног животного, она возносила мольбы всем святым, которых знала, и нескольким, которых в отчаянии канонизировала сама.
Вдруг острое лезвие мгновенно перерезало длинные веревки, привязанные к седлу. Элис почувствовала, как тяжело покатилась вниз, в безопасность. Она возблагодарила божественные силы за чудо, которое было необходимо для ее спасения. Мешок закрывал ей глаза, но она ни минуты не сомневалась в том, кто ее спаситель.
Пока Элис благодарно молилась, не видимый ей спаситель, подобно темному ангелу мщения, выбил всадника из седла. Освобожденный жеребец рванулся вперед, в лес. Человеку же, навзничь лежавшему под острием меча, спаситель девушки вовсе не показался небесным созданием — разве что сын падшего архангела Люцифера может быть причислен к сыновьям неба.
Дэйр требовал ответов от этого ничтожества. Имел ли отношение Леонард, предательство которого теперь доказано, отношение к пожару в дубильне? Но что еще важнее — какую низменную цель он преследовал, напав на Элис? Ему нужны были ответы на многие вопросы, но, пока Элис в бедственном положении, он выяснит только одно.
— Кто велел тебе похитить леди Элис? — Дэйр был совершенно неподвижен, но горячие волны ярости, исходившие от него, захлестывали все вокруг.
Ответа не последовало. Тогда Дэйр нажал острием меча на горло предателя, пока не показалась капля крови.
— Кто?
Некогда гордого воина обуял страх. Он раскрыл пересохшие губы и вымолвил:
— Это Дарвин.
Черные брови насупились. Дарвин? Этот хромой, перекошенный как телом, так и душой? Человек, привыкший прятаться в тени и манипулировать людьми с помощью секретов, которые ему удалось выведать? Но какую цель мог преследовать Дарвин? Может быть, его разгоряченный мозг убедил его, что именно так надо отплатить графу за унижение? Ведь граф выгнал его из зала, когда он сообщил правду о пожаре в дубильне и гибели Хауэлла. Скорее всего, это так. Мог ли Дарвин придумать что-либо более гнусное, чем подкупить двух стражников, принудив их к предательству. Дэйр, знал, что за содеянным скрывается очень многое, но сейчас он хотел знать только одно.
— Что обещал Дарвин тебе в награду?
Леонард видел, что граф презирает его за измену. И он взбунтовался, защищаясь и как бы даже хвастаясь своим поступком, столь хорошо продуманным и совершенным.
— Он заплатил хорошую цену и обещал еще золото и надежное убежище в случае, если все закончится успешно.
Дэйра интересовало, кто дал Дарвину золото для поощрения предателей, — ведь своего золота у него не было. Другая загадка состояла в том, о каком «надежном убежище» для изменивших своему господину подданных могла идти речь? Кто из дворян захочет принять таких ненадежных людей?
Леонард увидел, что лицо Дэйра, словно высеченное из гранита, стало еще более суровым. Он испугался, представив, что Дьявол может сделать, чтобы добиться от него признания в том, чего он не знает. Леонард в отчаянии воскликнул:
— Это все, что я знаю. Клянусь в этом на кресте.
Дэйр верил, что страшно перепуганный человек, боявшийся неминуемой гибели, не будет лгать. Тем не менее у него еще оставались вопросы к обоим — и к Леонарду, и к тому, кто его подкупил. Но сейчас, когда связанная, неподвижная и безмолвная женщина нуждалась в его немедленной помощи, было не время для дальнейших расспросов. Он поторопился покончить с этим жалким предателем и прийти на выручку Элис.
— Леонард, ты за все ответишь и будешь заключен в темницу замка Уайт. — Голубые глаза — пронзительные, как острие меча — так пристально взглянули на него, что последняя надежда покинула обидчика и он остался недвижим. Да, вот оно, подтверждение слухов о связи Дьявола с нечистой силой. Он сам видел стычку отца и сына, имевшую летальный исход. И теперь он нисколько не сомневался, что граф таким же способом может убить и его. Леонард боялся вздохнуть, а не то, что произнести хоть слово, хоть мольбу о пощаде.
Дэйр оторвал от плаща Леонарда три полоски ткани и связал ему ими руки и ноги. Потом он поднял дрожащего стражника на ноги и, увидев его широко открытые от ужаса глаза и бормочущие молитвы губы, опять цинично улыбнулся. Он прислонил Леонарда к стволу дерева и толстой веревкой, которую он срезал с лошади, чтобы освободить Элис, крепко привязал его.
Дэйр тут же повернулся к лежавшей женщине и с облегчением увидел, что ей достало сил сесть. Он опустился на колени в примятой траве и осторожно снял у нее с головы капюшон и вместе с ним вуаль, давно упавшую с волос. Кровоподтеки у нее на щеке вызвали в нем новый приступ ярости к тем, кто посмел так поступить с нею. Но в то же самое мгновение слезы облегчения, хлынувшие из-под густых ресниц зеленых глаз, растопили его сердце. Оно не было ни из золота, ни из серебра, но принадлежало ей, когда бы она в нем ни нуждалась. А как же больно было ему сознавать, что его сердце всегда будет для нее не более чем безделушкой. Ведь она замужем, и он поклялся защищать ее честь — даже от злейшего врага, его самого.