Элис заметила, что выражение лица Дэйра изменилось, и отнесла это на свой счет. Наверное, Дэйр негодовал, что она ушла на прогулку одна и сделалась такой легкой добычей. Он, конечно же, спас ее, но ясно, что во всем он винит ее. И как только смятый барбет, использованный в качестве кляпа, был вынут у нее изо рта, она тут же начала защищаться.
— Я хотела только немного прогуляться по саду. На полях было полно работников, и я никак не ожидала, что на меня набросятся сзади и поволокут, как мешок муки. — Воспоминания заставили ее вновь содрогнуться от ужаса и отвращения.
Ее обычный темперамент заиграл зелеными искорками в глазах. Дэйр улыбнулся еще шире.
— Я уверен, что вы не предвидели опасности. Но как только ваш нрав вырывается наружу, вы редко задумываетесь о возможных последствиях своих действий.
Он сердился на эту нежную красавицу, что она с такой неосмотрительностью подвергает себя опасности — так или иначе. Он должен держаться с ней как обычно, но от радости, что она спасена, ему совсем не хотелось больше упрекать ее. Женщину, которую когда-то давно он держал в своих объятиях.
Элис закусила нижнюю губку, не зная, то ли ей радоваться, что он больше не сердится, то ли расстраиваться, что он упрекнул ее во «вздорности нрава». А ведь она честно прилагает массу усилий, чтобы обуздать свой нрав.
Увидев, что она хмурится, Дэйр еще больше развеселился.
— Сначала я решил, что вы ослушались меня и в одиночестве двинулись во Врексдэйл. Но еще до того как я поймал вашего похитителя, я понял, что вы не замешаны в этом злодеянии. — Он развязал кожаные ремешки на ее запястьях и увидел на них синяки и ссадины. Он поморщился: — Конечно, вы зря затеяли эту прогулку, но я понимаю, почему вы это сделали.
Это нежное высказывание подействовало на нее так же умиротворяюще, как прикосновение к телу мягкого бархата. А в выражении его лица было столько теплоты, и она не сомневалась более, что он правда понял ее отчаяние после их ссоры и желание побыть одной.
— Я все понимаю и нисколько не виню вас в том, что случилось. — Его голос стал грустным, но нежное прикосновение его пальцев было как целительный бальзам и для ее физических, и для душеных ран.
Когда ее светлые глаза вдруг потемнели, он чуть было не прильнул к ее устам, чтобы испить вино удовольствия, которого он был так долго лишен. Но, к счастью для ее чести и его достоинства, он не забыл о зрителе всего в нескольких шагах от них. Леонард был привязан, во рту у него был кляп, но, без сомнения, он следил за каждым их движением. Дэйр быстро справился с веревками, связывавшими щиколотки Элис, и поднялся, бережно неся ее на руках.
Элис в полном изнеможении лежала на широкой груди Дэйра, и через несколько мгновений они уже были на его коне. Она была так утомлена быстро сменявшими друг друга событиями и переживаниями этого дня, что не могла не довериться ему, и не думала при этом, погибнет или нет ее душа. Если же самые нелепые слухи о нем — правда и он в действительности тот, кем его втайне многие считают, она заплатит за это достойную цену.
Чем дальше они углублялись в лес, тем сильнее росло напряжение между ними. Элис ухом прижималась к его плащу из мягкой шерсти, надетому поверх кольчуги, и могла слышать биение его сердца. Оно стучало так же быстро, как и ее собственное. Она подняла глаза и посмотрела на его плотно сжатый рот. Она не могла сдержаться и дрожащими пальцами коснулась его подбородка.
Дэйр вздрогнул. Больших усилий ему стоило не смотреть на эту девушку — огромное искушение для него, преодолеть которое он вряд ли когда-нибудь сможет. Но прикосновение Элис лишило его твердости. У него на груди лежит маленькое и нежное создание, которое может ввести его в грех. Ее огненные кудряшки, которые ему так нравились, выбились из расплетенных кос и красиво обрамляли ее нежное личико. Прекрасные глаза так пристально смотрели на него, что зажгли в нем огонь желания. Узы любви, невысказанной и неправедной, так давно их связывающей, еще более окрепли.
Элис была ошеломлена жаром голубого пламени в его глазах. Ей казалось, что она всегда ожидала этой близости, всегда хотела чувствовать, как он сжимает ее в объятиях. Она намеренно запретила себе думать о страшных последствиях их любви и оживила в памяти ощущение его твердых губ на своих губах. Страстно желая нового поцелуя, она застонала. Дэйр не мог больше выносить этой муки. Он наклонился к ее молчаливо просящим губам и покрыл их чередой медленных и мучительных поцелуев.
Через плащ и кольчугу под ним Элис чувствовала, как тяжело вздымается его грудь. Он опустил поводья, обнял ее обеими руками и привлек еще ближе и на несколько мгновений страстно и жарко прильнул к ней жадными губами. Но этого было недостаточно. Он положил ее голову себе на руку, следуя губами по линии шеи, а свободной рукой пытался развязать шнуровку платья у нее на груди. Как только она оказалась достаточно ослабленной, он потянул алую шерсть вниз. И получил неожиданное вознаграждение — он увидел ее грудь, высокую, упругую, не прикрытую хотя бы сорочкой, которую, как он полагал, всегда носят знатные дамы, а уж эта застенчивая девица тем более.
Ей бы следовало тут же прикрыть свою наготу. Но, испытывая незнакомое и странное удовольствие, она не могла этого сделать. Губы Элис раскрылись, и она неровно задышала, ощущая доселе не испытанную ею глубокую и сладкую боль. Она инстинктивно потянулась вверх навстречу его ласкам, не знакомым ей, но необходимым сейчас.
Дэйр издал какой-то горловой звук, но он тотчас же потонул в ласке, которой она жаждала, и о которой он мечтал слишком долго, чтобы сейчас от нее отказаться. Дэйр коснулся губами ее бархатистой кожи. Элис вскрикнула и задрожала под его горячими губами, ласкающими ее грудь.
Прежнее желание было удовлетворено, но появилось новое, гораздо более сильное. Элис запустила пальцы в его черные пряди и крепко прижала его к себе, вся дрожа от неведомой ей страсти, слишком глубокой, чтобы ей противостоять.
Чувствуя, что она дрожит, Дэйр, наконец, понял всю глубину ее безнадежного желания. Это вернуло его к действительности. Лицо его стало строгим, когда он взял в руки ее огненные локоны, в которых отражался горевший в них обоих огонь, и отстранил от себя эту чудную женщину — источник всех его мечтаний.
В его глазах светилась боль, когда он внимательно смотрел на нее, запоминая каждую милую ему черту — от высокой груди до распухших от поцелуев губ и затуманенных желанием глаз. Она представляла собой сейчас полную покорность ему, и он будет жить этим воспоминанием всю жизнь.
Злодей самостоятельно, без всякого управления вывез их на опушку леса. Уайт был уже недалеко. Дэйр на миг закрыл глаза и еще раз нежно поцеловал ее в грудь и в нежные губы. Затем он натянул красное платье ей на грудь и плечи и крепко завязал ей шнуровку возле самого горла. Дэйр молча прижал ее к себе, а Элис заплакала от несбыточности их надежд. И в это время крупный вороной жеребец вышел из лесу и повез, их по направлению к неохраняемым воротам внешнего вала.
Глава десятая
Знамя графа, установленное на главной башне замка Уайт, трепетало на сильном ветру, когда Злодей ввез во двор молчаливую пару.
Вернувшись после допроса людей Уайта, большинство стражников принялись за свои обычные дела. Большая конюшня, построенная напротив каменной стены недалеко от главной башни, была пуста, за исключением работающих в ней двух мальчиков. Джеймса сопровождал один из будущих пажей, который должен был учиться у него, как выполнять свои обязанности. Они обследовали конюшню, чтобы увериться в том, что стойла вычищены, а в них лежит сено. Однако сено было свалено в кучу в дальнем углу строения, и мальчики разложили его по стойлам. Теперь они знали, что, когда лошади вернутся, у них будет достаточно корма.