И хотя позже в жизни ему случалось переживать и более опасные испытания, Дэйр повернулся к лестнице, чтобы успокоить Элис и уступить настояниям старой женщины, которая так долго была его самым преданным адвокатом. Он еще не ослабел от раны, но с радостью обвил рукою тонкую талию жены. Он не совсем лишился рассудка, чтобы отказаться от такой возможности и прижать ее к себе. Да и о руке нужно было позаботиться; теперь, когда им со всех сторон угрожала опасность, он должен как можно скорее взять меч в руку и не доводить дело до воспаления. С другой стороны, было очень важно, чтобы окружающие видели, что, несмотря на грозные обстоятельства, он не потерял своей силы. Любой намек на слабость мог обернуться против него и подтолкнуть на дезертирство тех, кто может дрогнуть при защите Уайта.
Услышав шум за дверью, у которой он стоял, Томас выглянул и побледнел. Быстро захлопнув ее, он безуспешно старался казаться невозмутимым.
Но провести леди Элинор было не так-то просто, особенно такому открытому человеку, как сэр Томас. Его лицо так изменилось! Какое еще могло случиться несчастье, чтобы заставить его резко утратить прекрасное настроение? Он только что передавал ей новости об обвинениях, выдвинутых против Дэйра, и ответе ее сына.
Томас появился на месте противостояния как раз в тот момент, когда лучники послали свои стрелы и враги отступили. В замок он вернулся с Дэйром и тут же отправился к леди Элинор, чтобы рассказать ей все в подробностях прежде, чем чьи-нибудь равнодушные уста изложат ей все события в более жесткой форме. Чтобы смягчить повествование, он начал с того, что пока все сражение ограничилось выстрелом лучников и раненых среди защитников Уайта нет.
Элинор, как и все, понимала опасность того, что ждало их впереди — кровь, смерть, болезни, без которых никакая осада не могла обойтись. Она старалась заставить себя спокойно относиться к предстоящей войне, и теперь по открытому лицу Томаса увидела, что пришла первая настоящая беда. Пристально глядя на человека, вставшего на ее пути, и желая устранить его, она решительно двинулась вперед.
Кажется, Томас побледнел еще больше, если это было возможно.
— Клянусь, мы прискакали в замок вместе с Дэйром, и он был совершенно здоров.
Итак, это Дэйр. Дэйр ранен. Элинор бросилась всем своим невесомым телом на массу, загораживающую ей путь. Ее движение так поразило Томаса, что он потерял равновесие и отшатнулся в сторону. Она приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы тенью скользнуть в узкий коридор.
Несмотря на то, что на лбу Дэйра блестели капли пота от боли, ни единого звука не вырвалось у него, когда срочно вызванный Фенхерст трудился над тем, чтобы снять тяжелую кольчугу со своего господина. Выполнить это можно было, только если обе руки подняты кверху. Обжигающая боль пронзила раненое плечо.
Когда Дэйр упал на белые простыни, Элис прикусила губы, чтобы удержать крик, рвущийся из ее груди. Ей казалось, что это ее тело испытывает невыносимую боль. Наклонясь пониже, она наложила трясущимися пальцами прохладную влажную ткань на рану, из которой снова обильно хлынула кровь. Клева мягко оттолкнула ее руки, чтобы внимательно обследовать пораженное место. Элис держала наготове свежую влажную ткань в одной руке, а другой нежно гладила густые черные волосы, ободряюще улыбаясь и глядя в голубые глаза, прикованные к ее лицу.
Именно эта картина — смуглый, истекающий кровью Дэйр, распростертый на белых простынях — бросилась в глаза Элинор, когда она тихо вошла в комнату.
— Он будет жить?
Дэйр быстро повернулся к ней, в нерешительности остановившейся у двери и не в силах отойти от нее, чтобы не потерять равновесие. Внезапно охрипший голос обнаружил волнение, которого он никогда не замечал у матери в своем присутствии.
Не отрываясь от дела, Клева кивнула, и серый свет дождливого дня, падающий сквозь широкое окно спальни, упал на клетчатую повязку, покрывающую уложенные кольцами косы.
— Да, клинок был чистым, и рана не смертельна. Конечно, многое зависит от того, как скоро нам удастся остановить кровотечение и сумеем ли мы предотвратить нагноение раны.
Она нагнулась в сторону и торопливо схватила приготовленную припарку с деревянного подноса, стоящего на тумбе.
— Вот это должно, с Божьей помощью, помочь, и к утру ему будет гораздо лучше.
Дэйр опустил густые ресницы, чтобы скрыть легкую тревогу. Непривычно было упоминание имени Божьего в связи с выздоровлением Дьявола. Дня два назад, чувствуя страх и недоверие по отношению к себе окружающих, он был бы подавлен этими словами. Теперь же, безусловно уверенный в любви Элис и неожиданно ощутивший поддержку хотя бы части своих людей, он получил надежду, которая была дороже всех сокровищ, надежду не только на выздоровление, но и на счастливое будущее. Он намеревался сохранить это сокровище, приумножить его и хранить от лукавых воров — недоверия и подозрения.
— Что вы собираетесь делать с этим страшным зельем? — в вопросе Клевы звучало скрытое осуждение.
Перед бледным лицом Дэйра она держала небольшой предмет, найденный в складках нижней сорочки, который без внимания отложили в сторону, когда осматривали рану.
Голубые глаза прищурились, разглядывая пузырек с зеленой жидкостью, который юный Халберт дал ему сегодня утром. Он ответил вопросом на вопрос:
— Это яд?
Клева кивнула со зловещим видом:
— Самый страшный из всех, что я знаю.
— Тогда, — ответил Дэйр на ее первоначальный вопрос, — я намерен его уничтожить.
— Он так опасен, что лучше не терять времени и сделать это сейчас же. — Клеву не легко было испугать, и поэтому ее откровенная тревога произвела сильное впечатление. — А так как вам нельзя вставать по крайней мере до конца дня, умоляю, позвольте мне избавиться от него сейчас же.
Как только Дэйр согласился, Клева кинула флакон в корзинку с лекарствами — которые она собиралась отнести обратно к себе в альков, — чтобы там как можно скорее покончить с ним.
— Эту повязку, Элис, нужно менять регулярно и прикладывать свежую всю ночь. Вы знаете, как нужно ее готовить, поэтому на вас я и возлагаю эту заботу. Ухаживайте за своим достойным супругом. — На лице Клевы мелькнула тень добродушной усмешки.
Ни Дэйр, ни его мать не обратили внимания на последнее замечание Клевы, но Элис вспомнила свои слова, сказанные в защиту Дэйра. Так как Клева не присутствовала при этом и не могла слышать всего, что было тогда сказано, стало ясно, что слухи о мошенничестве Тэсс разнеслись с такой быстротой, о которой Элис могла только мечтать. Они достигли ушей Клевы в тот короткий промежуток времени, что она собирала необходимые для раненого лекарства. Новость слегка смягчила тревогу Элис, и она молчаливым кивком ответила на поддразнивание Клевы, блеснув широко открытыми зелеными глазами.
Сделав все необходимое для необычно послушного пациента и угадывая желание леди Элинор остаться наедине с супругами, Клева поднялась со своего места:
— Я вернусь попозже с питательным отваром, который снимет боль у милорда и принесет ему целительный сон.
С этими словами она аккуратно разложила лекарства и чистую ткань для примочек и тихо скользнула прочь. Встретив Томаса сразу же за дверью, она отрицательно покачала головой. Очевидно, он собирался войти в спальню, но она твердо сжала руку удивленного рыцаря и решительно увела его прочь.
В спальне Элинор склонилась нерешительно над сыном, который смотрел на нее с понятным недоверием. Перед его мысленным взором пронеслась длинная череда лет, когда она вела себя по-другому, непонятно почему и одинаково бесстрастно, как бы больно и неприятно ей ни было.
— Я ждала долгое время, без сомнений слишком долго, чтобы поговорить с тобой. Это так важно, что я не могу больше ничего скрывать, тебя это касается в первую очередь.
Яркие голубые глаза превратились в кусочки льда. Это касалось его, в этом не было никаких сомнений. Он мог только удивляться, почему именно теперь наступил тот момент, когда его мать хочет сознаться в своей связи с Люцифером. Циничная усмешка не могла разогнать его тревоги перед неведомым.