– Что это? – Мы посмотрели в глубь чердака, но ничего не увидели.
– Полагаю, это просто эхо, – неуверенно сказал Гейвин. Мы прислушались, но больше ничего не услышали.
Наконец мы собрали то, что посчитали подходящим, и сложили все это в сундук.
– Мы все это отнесем вниз и постираем, – решила я.
– Подожди, – закричал Гейвин. – Я хотел бы, чтобы ты надела вот это сегодня вечером.
Он вытащил светло-розовое бальное платье с невероятно пышным кринолином. Кружевной корсет был сделан так, что плечи оставались открытыми.
– А я надену это, – объявил он, показывая на фрак и брюки.
Сзади концы фрака были узкими и свисали ниже колен. Рукава были широкими у плеч и сужались к запястьям. Затем он вытащил цилиндр. Из кармана фрака Гейвин выудил черный атласный шарф, завязанный бантом.
Мы засмеялись. Тетя Шарлотта захлопала в ладоши и объявила, что и она тоже себе что-нибудь подберет.
– У нас будет праздник. Я испеку что-нибудь сладкое с вареньем и попрошу Лютера принести бутылку нашего вина из одуванчиков. Кристи будет играть на рояле, и мы все будем петь. О, я так рада, что вы здесь, – сказала она, широко улыбаясь и радостно оглядывая нас. – Словно… словно я родилась заново и. в другой семье.
Пока я приводила в порядок нашу новую одежду, Гейвин взял Джефферсона с собой к Лютеру, чтобы помочь ему с оставшейся работой. Шарлотта помогала мне и непрерывно рассказывала о днях своей юности. Но каждый раз, когда я спрашивала о старухе Катлер, она замолкала. Я чувствовала, что она знает больше, чем рассказывает, но, видимо, это было не таким приятным воспоминанием. Но, вспомнив то, что мне рассказывали о старухе Катлер, я не удивилась.
Шарлотта решила, что ради этого события на обед можно приготовить цыпленка, и пошла к Лютеру, чтобы убедить его в этом. Как только она ушла, я услышала отчетливые шаги за пределами прачечной.
– Гейвин? – позвала я. Ответа не было. – Джефферсон? – Но снова ответа не последовало. Медленно я положила одежду и выглянула за дверь. Снова я увидела какую-то тень. – Кто здесь? – Хотя ответа снова не было, я ясно ощущала чье-то присутствие. Мое сердце глухо забилось. – Гейвин, если ты решил надо мной подшутить, то это уже не смешно.
Я подождала, но никто не ответил. Медленно и тихо я вышла в коридор. Пол заскрипел. Я остановилась и напряженно прислушалась. Звук тяжелого дыхания привлек мое внимание. Я сделала несколько шагов в этом направлении и… и увидела его!
Сначала я пришла в такой ужас при виде его, что не смогла вымолвить ни слова. Он был высокий, тучный, с темными вьющимися волосами и большими темными глазами. Его борода была такая же, как и волосы на голове. Наконец я завизжала, и мой визг заставил его броситься по коридору наружу через боковую дверь. После того, как он исчез и я была в состоянии более спокойно обдумать все происшедшее, я вдруг осознала, что в его круглом лице было больше любопытства, чем угрозы.
Гейвин прибежал на мой вопль, а за ним и Джефферсон с Лютером и Шарлоттой.
– Что случилось?
Я показала в сторону, где находилась боковая дверь.
– Я видела его. Он стоял вот тут. На этот раз он не игра моего воображения. Он высокий, с темными вьющимися волосами и загорелым лицом. У него большие глаза, и на нем надеты серые мешковатые брюки с черными подтяжками.
– Кто это был? – спросил Гейвин и посмотрел на Лютера.
– Он безобиден, – пробормотал Лютер.
– Кто безобиден? – быстро спросил Гейвин.
– Это всего лишь Хомер, – объяснил Лютер. – Он живет у Дугласов, наших соседей. Не обращайте на него внимания, – добавил он и направился было прочь.
– Но Лютер… он так просто проникает в дом, а прошлой ночью я уверена, что он был на крыше и заглядывал в окно, – сказала я. – Думаю, он следит за нами все это время.
– Не обращайте на него внимания, – повторил Лютер и вышел.
– Кто он, Шарлотта? Почему он вот так запросто сюда приходит? – спросила я, поворачиваясь к ней. Она пожала плечами и улыбнулась.
– Мы ему нравимся, а Лютер всегда дает ему что-нибудь. Я оставляю для него какую-нибудь выпечку, и иногда днем он приходит и съедает ее. Иногда он помогает Лютеру.
– Он не пытался обидеть тебя? – спросил Гейвин.
– Нет. Думаю, я напугала его больше, чем он меня.
– Он просто хотел узнать, кто ты и почему здесь, – говорила Шарлотта. – Он очень застенчивый. Может, потому что родители нашли его в поле.
– Они нашли его?
– Рядом со своим домом, как Моисея, принесенного потоком. Однажды они нашли его там плачущим. У них не было детей, и они решили, что он – дар свыше. Но все знали, что кто-то оставил его там, кто-то от него отказался.
Она засмеялась.
– Бедный Хомер. Он думает, что свалился с неба. Ну, – она хлопнула в ладоши, – Лютер сказал, что я могу приготовить цыпленка, и у нас сегодня вечером будет праздник. Правда, мило?
– А Хомер придет? – спросил Джефферсон.
– Может быть, он придет, – ответила Шарлотта и поспешила начать приготовления.
– Хорошо, – кивнул Гейвин, – я извиняюсь за то, что не поверил тебе прошлой ночью. Хомер… Интересно, какие еще сюрпризы поджидают нас здесь. Идем Джефферсон, – сказал он, обнимая Джефферсона за плечи, – вернемся к нашему рабскому труду. Только мужчинам приходится выполнять здесь настоящую работу, – поддразнивая, добавил он.
– Ну, да? К твоему сведению, Гейвин Стивен Лонгчэмп, работа по дому тоже тяжелая, если не тяжелее, чем на ферме, особенно, если о доме не заботились так долго, – вспылила я, уперев руки в бока.
– Ого, племянничек! Мы в немилости. Уносим поскорее отсюда ноги, пока есть возможность.
– А? – Джефферсон смутился.
Гейвин наклонился ко мне и прошептал:
– Когда ты по-настоящему выходишь из себя, ты становишься даже еще красивее.
Я почувствовала, что краснею с головы до ног, и не смогла произнести ни слова, тогда как он со смехом поспешил прочь, таща за собой Джефферсона.
В этот вечер у нас было роскошное пиршество. Спокойно, как он это обычно делал, Лютер, осмыслив все происходящее, принес с огорода свежий салат, помидоры, морковь и по огромной картофелине для каждого из нас. Шарлотта объявила, что хочет перенести наш обед в столовую.
– Так, как это было, когда у папы были важные гости, – добавила она, и Лютер, хмыкнув, согласился.
Я протерла длинный, темный стол красного дерева, а Шарлотта достала красивую кружевную скатерть, а потом показала мне, где находятся фарфор и серебро. Она рассказала, что Эмили обычно держала все эти вещи под замком в большом сундуке в кладовой.
– После того, как она умерла и отправилась в ад, Лютер сломал замок, и мы все вытащили и расставили на свои места. Мы до сих пор находим спрятанные Эмили вещи, – весело добавила она. – Даже деньги под ковриком.
Лютер решил, что ничего не случится, если мы зажжем канделябры. Стол был сервирован китайской фарфоровой посудой, столовым серебром, бокалами и салфетками, и столовая в самом деле выглядела элегантно. Лютер вынес два серебряных канделябра и поставил их на стол. Затем мы все пошли переодеваться. Мы с Гейвином решили надеть ту одежду, которую нашли, а Шарлотта уговорила Лютера надеть чистую рубашку и брюки, а также причесаться.
После того, как Гейвин помог Джефферсону одеться, он постучался в дверь ванной комнаты, где я одевалась. Я воспользовалась гребешками и расческами из шкатулки, чтобы сделать прическу, и теперь походила на девушку с портрета в серебряной раме. Волосы по бокам я гладко зачесала назад, а сзади заколола их одним из перламутровых гребешков, так что волосы свободно струились вниз по спине. Затем я одела нитку жемчужных бус и жемчужные серьги.