– Так почему она убежала? – спросил Мортон.
– Неважно. Это наше личное дело, правильно, принцесса?
Я тряпкой собрала разбитое яйцо и старалась не обращать на нее внимания, но она не отставала. Она была тем человеком, которому нравилось сыпать соль на раны других. Мне пришлось признать, что она не сожалеет о том, что случилось со мной. Она занята собой, и в ней нет места для сожалений.
– Правильно?
– Да, тетя Ферн, – кивнула я, глотая слезы.
Я поняла, что убегая из одной ужасной западни, я попала в другую. Каждый раз, когда я разрывала одно звено в этой цепи, которая приковала меня к проклятью нашей семьи, кто-то снова соединял ее. Словно я ношу кандалы на шее, руках и ногах. Медленно и механически передвигаясь, как какой-нибудь раб, я приготовила тете Ферн и ее приятелю яичницу. Я изо всех сил старалась, чтобы слезы не попали в еду.
– Почему ты не завтракаешь? – спросила тетя Ферн, когда я поставила им на стол яичницу и кофе.
– У меня нет аппетита, – сказала я.
– Ну, ты уж поешь чего-нибудь, – настаивала она. – Тебе нужно поддерживать силы, так как предстоит еще много работы. Позже, вечером, ты сможешь развлечь нас своей игрой на рояле.
– Что-то не хочется.
– Уверена, что хочется, – возразила она, наслаждаясь каждой секундой моего унижения. – Это еще одна возможность для тебя показать себя снова, и ты это любишь, принцесса.
– Я никогда не выставляюсь напоказ, тетя Ферн.
– Да нет же. Особенно после всех этих расходов! Мой брат потратил на ее уроки целое состояние, – сообщила она Мортону, тот кивнул, не очень заинтересованный этим. – Намного больше того, что он тратил на меня, – с ненавистью добавила она.
– Мне жаль тебя, тетя Ферн, – сказала я, качая головой. – Внутри тебя сидит чудовище, зеленое чудовище, пожирающее твое сердце. Мне жаль тебя больше, чем себя, – я направилась вон из кухни.
– Не уходи далеко, принцесса! – крикнула она мне вслед и рассмеялась. – Вдруг мне понадобится еще что-нибудь.
Эхо ее смеха разносилось по дому. Этот смех приветствовали все мрачные закоулки старого особняка. Я не сомневалась, что это было такое же зло, которое так хорошо обосновалось в этих стенах.
Хуже некуда
Несмотря на яркое солнечное утро и небольшие облачка, которые казались приклеенными к ярко-голубому небу то тут, то там, я была так несчастна, что лучше бы, открыв дверь, я увидела серый пасмурный день. Даже щебетанье воробьев и малиновок казалось унылым и неестественным. Большой черный ворон уселся на спинку старого шезлонга и уставился на меня с нездоровым любопытством. Он почти не двигался и походил больше на чучело, чем на живую птицу. Вместо аромата свежескошенной травы и диких цветов, я вдохнула затхлый запах прогнивших деревянных досок пола. В воздухе вокруг дома суетилась мошкара, словно праздновала находку огромного тела, которым собиралась питаться вечно.
Я вздохнула, поняв, что настроена только на то, что опечалит меня. Я могла замечать только то, что отвратительно и мрачно, и неважно, каким замечательным был день. Я привыкла думать, что погода влияет на мое душевное состояние, но теперь я понимаю, что это далеко не так. Это мама с папой делали для меня мир ярким и удивительным. Их улыбки и радостные голоса создавали солнечный свет. Красота без людей, которых любишь ты и которые любят тебя, несовершенна, не так ценна. И только нежно любящие тебя люди могут сделать твой мир ярче, радостней, так же как люди эгоистичные и жестокие, у которых каменные сердца, а вместо крови – ледяная вода, могут сделать твой мир ничтожным и мрачным. Тетя Ферн была как грязное темно-серое облако, которое зависло теперь над моей головой, то и дело угрожая пролить на меня свой холодный дождь и сделать меня еще более жалкой. Стремясь убежать от того ужаса, в который превратился мой дом, взяв с собой моего младшего брата и приняв помощь от Гейвина, я привела их к тому, что теперь кажется больше похожим на дорогу в ад. Я нашла убежище в старом поместье, но этим я только позволила проклятью проникнуть и в эти две простые нежные жизни.
Я чувствовала себя Енохом. Если я сяду на корабль, он утонет, если я поеду на поезде или полечу самолетом, они разобьются. Может, даже если я попаду на небеса, то ангелы там замолкнут навсегда. Мне было жалко себя и людей, которые любили меня. Под влиянием этих мрачных мыслей, я решила убежать и исчезнуть. Если меня здесь не будет, тете Ферн некого будет мучить, и она, заскучав, уедет; Гейвин сможет забрать Джефферсона к себе, и они заживут счастливо, а Шарлотта, Лютер и Хомер снова вернутся к идиллии, к своему простому миру, как раньше.
Я прошла несколько шагов, и мой взгляд остановился на разбитом шоссе. Качаясь под усилившимся ветром, деревья и кусты словно манили меня. Голос, приносимый ветром, шептал:
– Беги, Кристи, беги, беги!
Что изменится от того, куда я пойду, какой поворот сделаю или где я остановлюсь? Кто-то, наверное, будет скучать обо мне некоторое время. Некоторое время у Гейвина на сердце будет тяжесть, но со временем я затеряюсь в его памяти, и он вернется к счастливой жизни, полной надежд. Достаточно тяжело жить в мире, в котором огонь уничтожил таких замечательных людей, как мама и папа, в котором такие злые люди, как сестра Шарлотты Эмили, процветают и доживают до старческого возраста, где болезни и бедность живут рядом с богатством и процветанием, где ни с того, ни с сего наносят удары и прогоняют счастье в любой момент. Зачем добавлять еще и эту свинцовую тяжесть проклятья? Мои шаги становились уверенней, шире и быстрее. Может, мне лучше спрятаться в зарослях, чтобы убедиться, что тетя Ферн и Мортон уехали, а потом и Гейвин с Джефферсоном. Тогда мне будет легче. Да, я…
– Эй! – услышала я. Я остановилась и увидела, что ко мне быстро приближается Гейвин, удивленно подняв брови.
– Куда ты направляешься? – спросил он.
– Я просто…
– Просто что, Кристи? Это шоссе приведет тебя назад к дороге. Ты решила сбежать, да? – понимающе взглянул он. – Ферн еще что-то сделала, – продолжал он, прежде чем я успела ответить. – Что она сделала? Я вернусь туда, и я… – Он повернулся к дому.
– Нет, Гейвин, пожалуйста, – взмолилась я, стиснув его предплечье. – Ничего не делай. Я не хотела сбежать. – Он подозрительно посмотрел на меня. – Я просто хотела погулять и решила, что лучше всего пройтись по шоссе. – Я надеялась, что он не увидит боли в моих глазах. Но именно это он и увидел.
– Кристи, я говорил тебе, что огражу тебя от того, кто обижает тебя, так? – сказал он.
– Я знаю, знаю. Как там Джефферсон? – спросила я, решив переменить тему, чтобы он успокоился.
– Он на седьмом небе от счастья, вместе с Хомером размазывает краску по стенам сарая. Я ждал тебя все утро. Что еще заставила она тебя делать после того, как ты принесла кофе?
– Ничего страшного. Я помогла ей принять ванну и вымыть голову, а потом приготовила им завтрак. Все будет хорошо, – пообещала я, несмотря на то, что я не была в этом уверена. – Думаю, сегодня им все равно наскучит, и они уедут.
– Гм, может быть.
– Конечно, уедут, Гейвин. Что им тут делать? Ты же знаешь, как Ферн любит новые впечатления. Она же всегда жаловалась на скуку в отеле, несмотря на то, что он был полон суеты и шума.
Стараясь убедить его, я убеждала и себя. Но, казалось, что ужасный рок, висящий надо мной, услышал мои отчаянные надежды и твердо решил задушить даже крошечные намеки на оптимизм. Тетя Ферн и Мортон выскочили из дома, со смехом и шумом пробежав по крыльцу и ступенькам к своей машине.
– Неужели они уезжают? – пробормотал Гейвин Мы с Гейвином отошли в сторону, наблюдая, как они, дав задний ход, развернулись и поехали по шоссе Они остановились возле нас, и тетя Ферн опустила стекло своего окна.
– Куда, черт возьми, вы направляетесь?.. К своему любовному гнездышку на озере? – спросила она и рассмеялась.