Она взглянула на платье и усмехнулась.
– Уверена, что никто из них на подобное не способен. Они подобного не делают. В любом случае – это только твоя вина, – она скрестила руки на груди и выпрямилась как несгибаемый стальной столб. – Если бы ты не убежала, то смогла бы позаботиться о своих вещах, так ведь? А теперь прекрати крик и ложись спать, – добавила она и закрыла дверь. Затем я услышала, как повернулся ключ в замке, и поняла, что заперта в собственной комнате.
Я опустилась на пол и взяла платье. Перед глазами у меня была та самая лучистая мамина улыбка, когда она увидела меня в этом платье. Мне казалось, что слезы, стекающие по моим щекам – это ее слезы. Она плакала вместе со мной. Мое тело сотрясали рыдания так, что заболел живот. Я сидела, склонившись и прижав нежный кринолин к лицу, пока слезы не иссякли. Потом я медленно встала, разложила платье на кровати и заснула рядом с ним, надеясь, что утром все окажется долгим ужасным сном.
Я проснусь, и это будет утро моего шестнадцатилетия. Мама и папа будут живы, Джефферсон – здоров, Гейвин приедет вместе со всеми гостями и дорогими мне друзьями, как тетя Триша. Небо будет голубым, океан – кристально чистым и свежим.
А было ли это на самом деле?
Единственное, что заставило меня встать утром, было мое желание узнать о Джефферсоне. Несмотря на то, что я поздно легла спать, тетя Бет была решительно настроена не дать мне выспаться. Она громко постучала в мою дверь и затем резко ее распахнула.
– Все еще в постели? – спросила она. Я вытерла глаза и медленно села. – У нас новая горничная, которая точно следует моим распоряжениям. Завтрак накрывается только один раз. Если ты опоздаешь, то будешь ходить голодной до ланча, а если ты пропустишь и его, то жди до обеда. Мы уже все одеты и собираемся спуститься вниз, поэтому мой тебе совет: вставай и быстро одевайся, если хочешь есть.
– Я хочу знать, как там мой брат, – сказала я. – Это все, что я хочу.
– Поступай, как знаешь, – она закрыла дверь.
Я упала снова на подушку, взглянула на разорванное платье, и мое сердце сжалось. Наконец я поднялась и подошла к комоду, чтобы достать свежее белье и принять ванну, но когда я открыла ящик, я в ужасе отпрянула. Все мое белье было перемазано комками грязи с мертвыми червями.
Это работа Ричарда, подумала я, но нет смысла звать тетю Бет. Ей все равно, и она будет только защищать их. Я вытащила ящик и отнесла его в ванную комнату, где спустила всю грязь в туалет. Я вывалила белье и отнесла ящик назад. Затем я оглядела комнату. Кто знает, что еще они натворили? Что еще испорчено, сломано?
Мои опасения подтвердились. Косметика была вся смешана и испорчена. В туфли был выдавлен крем для кожи, блузы – испачканы губной помадой, а в шкатулку с украшениями была налита вода. Я исправила, что могла, и приняла душ. Но к этому времени, когда я была готова спуститься вниз, тетя Бет объявила, что час завтрака окончен. Она появилась возле моей двери прежде, чем я успела открыть ее, и снова повернула ключ в замке.
– Постарайся не пропустить ланч, – прокричала она через запертую дверь. Я дернула за ручку двери.
– Выпусти меня отсюда, – потребовала я и застучала в дверь. – Тетя Бет, открой дверь. Я должна узнать о Джефферсоне! Тетя Бет!
Я стучала снова и снова, но она не ответила. В гневе я ударила дверь ногой, но только ушиблась. Я остановилась, кипя от злости, и услышала шепот Ричарда. Он прижался губами к пространству между дверью и косяком.
– Почему бы тебе не вылезти в окошко, – сказал он и рассмеялся.
– Ты маленький негодяй. Когда я выберусь отсюда… – Я дергала и дергала ручку, пока рука не заболела.
– Тетя Бет! Пожалуйста, открой дверь! – Я подождала, но не услышала ответа.
– Дядя Филип! – крикнула я. – Выпусти меня! Никто не пришел, несмотря на то, что я стучала и кричала несколько часов. Когда по расписанию тети Бет начался ланч, она поднялась по лестнице и вошла ко мне в комнату. Она открыла дверь и встала в проеме, глядя на меня. Я неуклюже сидела на полу, устав колотить в дверь и кричать.
– Как ты посмела запереть меня вот так? – сказала я, медленно поднимаясь.
– Может, теперь ты поймешь всю важность нашего распорядка. Наша жизнь четко организована, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь нам мешал.
– Никогда меня больше не запирай, – заявила я. Она продолжала холодно улыбаться.
– И что ты сделаешь? – спросила она. – Снова убежишь?
Меня словно ножом пронзили. Неожиданно я поняла, что она была только рада, что мы с Джефферсоном сбежали. Ей было все равно, она не хотела нашего возвращения. Она надеялась, что мы будем жить с кем-нибудь еще. Желание мести внезапно овладело мной.
– Как ты думаешь, почему я убежала? Как ты думаешь, какая была настоящая причина?
– Я не знаю, – сказала она, но в ее глазах появилась тревога.
Я скрестила руки на груди и сделала шаг к ней, пристально глядя ей в глаза.
– Ты ведь не спрашивала дядю Филипа об этом, да? Ты наверняка не спала той ночью. Ты знаешь, когда он оставил твою постель и пришел ко мне в комнату. – Мой голос зазвучал так подло, что я сама удивилась.
– Что? – Она отступила. – Что ты сказала, ты гадкий ребенок?
– Он пришел в мою комнату, он забрался ко мне в постель, – выпалила я. Она открыла рот, и ее глаза округлились. Она затрясла головой и попыталась что-то сказать, но губы зашевелились беззвучно. – Он заставил меня. Это было гадко, ужасно. Он говорил мне, что не выносит твоего присутствия, даже коснуться до тебя ему противно. – Она затрясла головой. – Я пыталась сопротивляться, но он был слишком сильный и решительный. И потом… он изнасиловал меня.
Она заткнула уши руками и издала самый отвратительный вопль, на который была только способна. Затем замахнулась, чтобы ударить меня, но я перехватила ее руку.
– Не прикасайся ко мне! – закричала я. – И никогда больше не смей запирать меня в моей комнате. Даже и не думай об этом!
Она выдернула свою руку из моей, бросилась прочь от меня в свою спальню и захлопнула дверь.
– Вот и хорошо. – Я глубоко вздохнула.
Казалось, в моей груди бушует пожар. Я не подозревала, в каком я была напряжении, мои ребра болели. Хотя я и прогнала ее от себя, но не чувствовала удовлетворения. Даже теперь, когда все было кончено и мой гнев поутих, я легко себе представила, какой ненавистной и ужасной я была. Эту часть себя я никому не показывала, как я теперь знала, и она оставляет после себя рубцы.
Хуже всего, что такие подлые и отвратительные люди, как тетя Бет, могут превратить вас в тех, кем они сами являются. Этого-то она и достигла прямо сейчас.
Я спустилась вниз на ланч. Мелани и Ричард уже сидели за столом. У Ричарда салфетка одним углом была заткнута за воротник, а у Мелани лежала на коленях. Они сидели безупречно прямо и правильно держали ложки, которые парили над их дымящимися тарелками с супом. Они больше походили на манекенов, чем на живых людей.
– Я видела все, что вы натворили в моей комнате, пока меня не было. Вам это так не пройдет. Уж поверьте, – пообещала я.
Мой горящий взгляд заставил их опустить глаза. Затем Ричард оправился и процедил сквозь зубы:
– Джефферсон умирает. Мама сказала нам об этом сегодня утром.
– Это ложь. Он выздоравливает. Его сразу перевезут в больницу сюда, как только позволят врачи! – сказала я.
Он хитро улыбнулся.
– Мой отец сказал тебе это только для того, чтобы привезти тебя домой.
Я взглянула на Мелани. Она смотрела на меня словно бесчувственный ученый аналитик, желающий увидеть мою реакцию на эти новости.
– Вы гадкие… два гадких чудовища! – закричала я и одним стремительным движением опрокинула их тарелки с супом им на колени. Они оба заорали и выскочили из-за стола, но суп уже впитался в одежду и ошпарил их. Не дожидаясь тети Бет, я повернулась и бросилась прочь.
Я выбежала из дома и направилась в отель. Весь мусор был уже убран, и начата постройка новых стен. Дядя Филип сразу же подошел ко мне.