– Как вы это сделали?
Серина не стала притворяться, что не поняла вопроса.
– Это называется психометрия. Одна из разновидностей ясновидения, насколько я понимаю. Считывание информации с объекта. Я всегда это умела – с самого детства. Именно это и подвигло меня на изучение психических явлений. Когда речь идет о ребенке, такую способность обычно называют живостью воображения. А когда о взрослом человеке… – она помолчала, – тогда… эксцентричностью. Лунатизмом. Шизофренией. Можете сами выбрать, что вам больше по душе. – В ее голосе звучали горькие нотки. – Этим нельзя заниматься просто так, чуть-чуть. А иногда это можно использовать. – Она сделала особое ударение на слове «иногда».
Анна продолжала смотреть на воду.
– А ваш муж – что он думал об этом?
Серина грустно вздохнула.
– Он никак не мог решить, считать ли меня восхитительно эксцентричной или не совсем здоровой в медицинском смысле слова. Но, поверьте, он никогда не пытался посадить меня под замок. – Ее негромкий смех заставил Анну наконец повернуться.
Серина, отойдя от перил, села в одно из кресел и, откинувшись на его спинку, подняла лицо к звездам.
– Мы были очень счастливы, – вздохнув, продолжала она. – Я обожала его. И не давала выхода всему этому, пока он был жив. Но потом, после его смерти, – она помолчала, – потом меня как будто прорвало, я стала искать и находить таких же, как я. Стала читать. Я стала говорить. Писать. Учиться. Чарли считает меня ненормальной, но она мне в общем-то никто, и меня мало волнует, что она думает. Я начала изучать египетский мистицизм два года назад, а сейчас вот приехала сюда – приехала вместе с другими, чтобы… не знаю, как сказать… прочувствовать эти места. Чтобы потом вернуться уже одной.
Анна снова облокотилась на перила. Ее глаза были устремлены на низкий берег и темные силуэты деревьев на нем. Звезды горели так ярко, так ясно… Она снова поежилась.
– Ну, так расскажите еще о моем флакончике.
– Я правда не помню, что я тогда говорила. – Серина отпила из своего стакана. – Мне очень жаль, Анна, честное слово, я действительно не помню, иногда помню, но чаще всего я впадаю в нечто вроде транса. Так что, уж простите, придется вам самой рассказать мне, что я говорила.
– Вы говорили о ненависти, о предательстве, о крови. – Анна помолчала. – Вы описали какого-то человека. Жреца. Вы сказали, что он высокий, с пронзительными глазами… – Анна испуганно обернулась, услышав за спиной шаги.
– Это очень похоже на меня: высокий, с пронзительными глазами! – На верху лестницы появился Энди. – Девушки, что это у вас тут за тайны? Серина, дорогая, я не могу позволить тебе присваивать самую красивую женщину на этом корабле. Так нельзя. Особенно если вы тут занимаетесь обсуждением других мужчин. – Его улыбка была широка, как всегда.
Анна и Серина переглянулись.
– Мы присоединимся к вам через минуту, Энди, – ответила Серина, не делая ни малейшей попытки подняться. – Давай-ка проваливай, будь хорошим мальчиком.
Анна не сказала ничего, а просто постаралась скрыть улыбку, наблюдая его секундное смущение. Потом Энди пожал плечами.
– О'кей, только не стреляйте! – Он шутливо поднял руки, словно сдаваясь. – Когда мужчин прогоняют, ясно, о чем идет речь… Там, на стойке, будет кое-что для вас, если захотите.
Он небрежно помахал рукой и стал спускаться по лестнице. Когда его голова исчезла из виду, обе женщины некоторое время молчали, потом Серина начала говорить.
– Энди большой насмешник, да к тому же еще и безбожник. Думаю, будет разумно ничего не говорить ему.
– Согласна. – Анна присела на соседнее кресло, поплотнее закуталась в свитер. – Итак, что мне делать?
– Вы могли бы бросить флакончик в Нил. – Запрокинув голову, Серина допила последние капли из своего стакана. – Тогда, полагаю, вы окажетесь в стороне от всех связанных с ним проблем.
Анна молчала.
– Это был подарок Луизе от Хассана, – сказала она наконец.
– А что с ними случилось дальше?
Анна пожала плечами.
– Я еще не очень-то много прочла из дневника, но знаю, что она благополучно вернулась в Англию.
– Конечно, это вам решать. – Вздохнув, Серина наклонилась вперед и положила подбородок на руки, локтями упертые в колени.
– Вы говорили, что изучаете египетский мистицизм, – медленно проговорила Анна. – Может быть, вы смогли бы сделать кое-что… Вы можете поговорить с ним? – Одной ее половине с трудом верилось, что она задает подобный вопрос, в то время как другая – уже начинала относиться к Ceрине и ее способностям вполне серьезно.
– О нет, это вряд ли возможно, – покачала головой Серина. – Анна, дорогая, постарайтесь понять… Если он действительно был одним из высших жрецов, то общение с ним, скорее всего, находится за пределами моих возможностей, а может быть, не только моих, но и кого бы то ни было другого из ныне живущих на Земле. Фактически это ведь они изобрели магию. Приходилось когда-нибудь слышать о Гермесе Трисмегисте? Или о Тоте?
Анна прикусила губу.
– Я не хочу уничтожать флакончик.
– Ладно. – Серина встала. – Знаете, что я вам скажу? Почитайте дневник еще. Узнайте, что было дальше с Луизой. Как она поступила с сосудом. Может быть, с ней вообще ничего не происходило. Я ночью обдумаю это дело. Завтра мы посетим храм Ком-Омбо – великий храм исцеления. Кто знает, а вдруг нам удастся умилостивить стража флакончика, принеся жертву его богам.
Было уже поздно, когда Анна вернулась к себе. Включив свет, она с минуту стояла на пороге, не снимая руки с выключателя и глядя на лежащий на полу чемодан. Короткий коридор за ее спиной был пуст. Серина ушла в свою каюту, которую она делила с Чарли.
Анна прикусила губу. Час, проведенный в баре, в оживленных разговорах с Беном, Джо и Салли, отвлек и успокоил ее. Она не забыла, что флакончик все еще находится у нее в каюте, но отгоняла эту мысль на второй план; оставив дверь открытой, она подошла к чемодану, встала на колени около него, открыла и заглянула внутрь. Только маленькая выпуклость в боковом кармане указывала, где спрятан флакончик. Сделав глубокий вдох, Анна вытащила аккуратный алый сверточек. Даже не остановившись, чтобы подумать, она торопливо прошла коридором до главной лестницы и, сбежав по ней, оказалась в холле перед столовой, где находилась администраторская стойка. Там, за стенной панелью, располагался судовой сейф, куда все они сложили свои паспорта и другие ценности, которые по разным причинам не желали оставлять в каютах. За стойкой никого не было, свет был погашен. Судорожно вздохнув, Анна позвонила в медный колокольчик, одиноко лежавший на пустой полированной поверхности стойки. Звон разнесся по холлу, однако дверь, ведущая в помещения, занимаемые членами экипажа, по-прежнему оставалась закрытой. Анна уже подняла руку, чтобы позвонить еще раз, но передумала. Взглянув на часы, она увидела что время уже позднее – почти полночь. Трудно было ожидать, что в такое время кто-то будет дежурить. Разве только Омар. Ведь он сам говорил, что находится в распоряжении пассажиров в любое время суток – на случай, если возникнут какие-либо проблемы. Но он имел в виду такие причины, как аппендицит или убийство, а не разные, пусть даже красивые безделушки. Это могло подождать до утра. Могло ли?