Нежные, будто волшебные звуки флейты начали окутывать Птичку. Такой загадочный звук словно вводил ее в транс: она начала медленно покачиваться из стороны в сторону, перестала ощущать окружающий мир, сейчас ее мысли не были отданы мнению окружающих, она забыла и о себе. В какой-то момент ее захватила калейдоскопическая радость, она начала по-детски наивно, искренне смеяться, танцевать, прыгать. Она и не заметила, как начала кружиться вокруг костра со всеми остальными.
Лагерь был наполнен озорными криками, свистом и гомоном. Кто-то фальшиво подвывал флейте, кто-то отбивался от общего скопления и начинал танцевать отдельно. Некоторые несколько раз за малым не упали в костер, но, казалось, ярчайшее пламя нисколько не пугало их. Каждое их действие сопровождалось радостным взбудораженным криком молодых людей. И только Питер Пэн оставался серьезным, притаившись в тени дерева, хищно смотря на окружающих, по-животному пожирая взглядом Венди Дарлинг.
***
Ночь. Всевозможные шорохи притаились где-то в тени леса, боясь нарушить мертвую тишину в лагере. Листья деревьев не смели колебаться, ни одна травинка не могла пошевелиться, все обитатели леса давно уже убежали подальше от этого темного места оживлять те зоны, которые еще могли носить звание «живых». Хотя найти их теперь было довольно трудно.
Картинность этого лагеря разрушало только небо — смиренно плывущие облака на темном небосклоне и Луна — единственное, что не могло подвергнуться воле Короля, что имело право освещать все, что только сможет. Удивительно, как Он еще не отнял у Ночной Стражи неба эту возможность.
И никто даже и предположить не мог, что в этом будто заброшенном мраке еще бодрствуют две тени, имеющие человеческие очертания, которые, как и животные, поспешили убраться подальше от лагеря. Вот только не для «оживления» окружающего их мира.
— Ты не боишься, что она проснется? — Полушепотом поинтересовалась одна тень. — Неужели ты так уверен в том, что делаешь? — Хоть голос был тихим, можно было разобрать ороговевший мужской голос.
— Как может проснуться тот, кого уже нет? — Вторая тень говорила с вызовом и азартом. В отличие от собеседника, второй юноша разговаривал лишь несколько тише, чем обычно. Он не смотрел на своего приятеля, отдавая предпочтение немой картине леса.
— А если она наткнется на старых знакомых? — Продолжал задавать вопросы взволнованный юноша. — Если они ей все расскажут? — Тот, кого спросили лишь надменно фыркнул и бросил мимолетный взгляд на собеседника. Во тьме блеснула искра от его хищного взгляда. Он смерил им своего приближенного, вызвав у того мурашки.
— Ты действительно думаешь, что она им поверит? — Съехидничал тот. — Они даже не посмеют приблизиться к ней, а если они осмелеют и откроют рот… они знают, что будет, и, поверь, жертвовать всем ради Нее никто не будет.
— А ты пожертвовал, — Сыронизировал собеседник. Он ожидал снова получить испепеляющий взгляд, но после его фразы последовала лишь едкая усмешка.
— Все или ничего. — Отрезал «интервьюируемый». — Так я действовал всегда и всегда действовать буду. У меня была куда высшая цель, которой я с успехом добился. Очередная моя победа! — Воскликнул он, стукнув рукой по дереву. — Осталось только немного потерпеть. Рано или поздно она отдаст свое тело острову, как она уже сделала со своей душой. Тело идет за душой и никак не наоборот!
— А как же ты? — С плохо скрытым волнением спросил собеседник.
— А мне следовать не за чем…
***
Будни Венди Дарлинг походили на дни самого ленивого и незаинтересованного человека в мире. Она сидела на кровати, рассматривая лежащие на полу песчинки, бывало, она лежала и смотрела в потолок, рассматривая сложившиеся на деревянных досках узоры. Иногда Птичка специально затыкала уши, когда кто-либо проходил около ее домика, разговаривая о чем-то, ведь знала, что подслушивать нехорошо.
Выходила она на улицу только тогда, когда ее звали, помогала — исключительно тогда, когда просили. Некоторые удивленно ахали, когда девушка произносила хоть слово абстрагировано от диалога: когда с ней не заговаривали первыми. А это, как ей казалось, пагубное удивление она воспринимала как упрек. Она спешила тихо извиниться, опустить голову вниз и продолжить работу.
Однажды Венди зашла в уголок лагеря, проход в который был завален ветками. Девушка и сама не поняла, как она оказалась там, однако то, что там находилось, раскрыло в ней новое чувство: шок и остолбенение от него. Она увидела множество клеток, стоящих, как башенки, друг на друге в несколько рядов. Медленно пройдя около них, внимательно рассматривая потемневшие ветки, из которых «места для заключенных» были сделаны, она буквально перестала дышать от волнения.
Невероятное оцепенение настигло девушку, когда в одной из клеток она заметила клочок зеленой ткани и следы крови на днище и некоторых прутьях. Венди так и не поняла, почему почувствовала такую душераздирающую тоску. Какое-то время Дарлинг смотрела на этот клочок ткани, будто пытаясь что-то вспомнить, но в голове была лишь удушающая пустота, а по телу проходила колющая дрожь.
— Ты что тут делаешь? — Послышался сзади грозный и влаственный голос Питера. С момента своего пробуждения, Венди впервые услышала такой его тон.
Такое обращение вывело девушку из транса и она развернулась к юноше.
— Что это? — Ответила вопросом на вопрос Птичка, указывая пальцем на Ту Самую клетку. К своему удивлению, она подметила, что по ее щеке медленно скатывается горячая слезинка. Это был первый раз в ее нынешней памяти, когда она заплакала.
— Раньше мы тут держали скот, когда его было достаточно в этих краях, — Уже более нежно сказал Питер, медленно подходя к девушке. — Сейчас его уже гораздо меньше, поэтому эти клетки теперь без надобности. — Она «раскрыл» свои руки. — Ну же, не плачь, иди сюда.
Девушка поспешила в объятия юноши. Ее горло все еще было сдавлено неприятным комом, а внутри будто бы мешалась температура от волнения. Венди начинала реветь еще больше от непонимания происходящего.
Она снова слепо поверила Питеру Пэну, который незаметно для девушки увел ее от места для «скота». Не того скота, о котором подумала Венди Дарлинг…
Лагерь она никогда не смела покидать, у нее даже и мысли в голове не проскакивало, что можно уйти в глубь неизведанного леса. Однако пару раз ее охватывали воспоминания о том, как она пробудилась в чаще джунглей, где было море красивейших завораживающих цветов. Во времена, когда Питер Пэн поощрял ее своим присутствием наедине, она несколько раз пыталась попросить его показать ей то место еще раз, но что лишь получала холодную усмешку, но нежный теплый взгляд, смотревший прямо на нее.
В такие моменты юноша проводил рукой по ее волосам, аккуратно заправляя пряди за ухо, поглаживал ее плечо и руки.
— Хочешь от меня сбежать? — Шутливо спрашивал он, переводя свой голос на шепот, как олененок смотря на испуганное лицо Венди, которая отрицательно качала головой из стороны в сторону, чем вызывала широкую улыбку Пэна. Его забавлял ее наивный испуг. — Чуть позже, хорошо? Ты еще не совсем окрепла. — Уточнял он. — В лагере ты в безопасности, запомни это. Когда-нибудь я тебе обязательно покажу остров… когда-нибудь…
И эти разговоры давали Птичке надежду, вселяли в нее какую-то невероятную легкость и радость. Обещания человека, к которому она испытывала нежные чувства были для нее усладой, одними из самых желанных подарков.
Только одна вещь для нее была не подвержена контролю — пробуждение. Никто никогда не смел тревожить ее сон, все старались быть как можно тише, проходя мимо ее лачуги, если еще не были удостоверены в том, что «королева» проснулась. Никто даже и не подозревал, что, когда в домике Венди закрыты все окна и двери, ни один звук не мог проникнуть внутрь. До пробуждения Птичка была словно в вакууме: она никого не слышала и никто не мог уловить звуки изнутри.
Таким шумоподавлением иногда пользовался Питер, задерживаясь с Венди по ночам несколько дольше, чем обычно. В такие моменты девушка чувствовала себя действительно нужной и любимой. Когда юноша раскрывал свою ласковую сторону исключительно для нее, Дарлинг ощущала себя особенной, уникальной. Во времена близости двух молодых людей Птичка понимала, что ей не нужен ни выход из лагеря, ни свобода, мысли о которой у нее все же иногда проскакивали днем. Она осознавала, что не может даже представить свою жизнь, где не будет Питера Пэна. Именно такие моменты и вселили ей понятие слова «любовь». То понятие любви, которое хотел именно Он.