— Боже, — прошептала она.
Слезы счастья по-прежнему душили ее.
Он нахмурился.
— Наверно, ты хочешь подумать…
— Нет.
— Нет?!
Увидев, как исказилось его лицо, Илона поспешила выкрикнуть:
— Да! Да! Да! Я тоже люблю тебя, Петер.
Его глаза вспыхнули каким-то безумным огнем.
— Ты тоже любишь меня?
— Люблю. С первой же встречи. Но, к сожалению, поняла это не сразу.
Он стоял, точно молнией пораженный.
— Но я даже не сомневался, что ты… ты просто играешь со мной!
— Я? С тобой?
Она так возмутилась, что готова была ударить его. Но вместо этого… поцеловала!
И тут же, давая выход бурной, прямо-таки захватывающей радости, повалила ошеломленного любовника на пол. Все, что произошло дальше, не заняло более трех минут, причем единственным препятствием к этой импровизированной помолвке стали колготки Илоны.
Когда они смогли оторваться друг от друга, Петер нежно посмотрел на ее пылающее восторгом лицо.
— Как хорошо быть любимым, — сказал он, и, вздохнув, и растянулся на коврике.
— Петер, — начала она негромко, почти шепотом.
— М-м-м?
— Поскольку мы договорились говорить правду… Мне просто необходимо тебе признаться.
Он взглянул на нее настороженно.
— В чем?
Илона едва сдерживала волнение. Неизвестно ведь, как Петер воспримет ее сообщение. Поэтому она решила начать издалека.
— Помнишь, я говорила, что у меня были мужчины до тебя.
— Конечно. Но ведь и я не был девственником, когда встретил тебя.
— И все-таки ты первый, которому я отдала свое сердце. И первый, с кем я получила настоящее сексуальное удовлетворение. Остальные были просто…
— Добычей?
— Да. Козлами отпущения, которые расплачивались за то, что такие же, как они, сделали с моей мамой. Не скрою, мне нравилось, услышав клятвы в вечной любви, равнодушно бросать им: «Прощай!». Конечно, гордиться тут особенно нечем. Но это были самовлюбленные типы, совершенно не способные на серьезное чувство.
Задумчивое выражение на лице Петера сменилось торжествующим.
— Ты, действительно, не получала удовольствия в постели ни с одним из них?
— Никогда.
— Приятно слышать, не скрою.
Но тут же его самодовольная улыбка исчезла, и он снова нахмурился.
— И это все, в чем ты хотела мне признаться?
— Нет. — У Илоны от страха засосало под ложечкой. — Помнишь, перед приездом сюда я говорила тебе, что собираюсь прибегнуть к таблеткам?
Прищурившись, он приподнялся на локте.
— Помню, но при чем тут это?
— Дело в том, что рецепт я взяла, но так им и не воспользовалась.
В его глазах появилось замешательство.
— Но почему?
— Я… я хотела иметь ребенка, — выпалила она. — Но я вовсе не пыталась поймать тебя на крючок, Петер! Даже не думала, что ты когда-нибудь об этом узнаешь. Ведь ты собирался пробыть здесь всего полгода. И мне вдруг ужасно захотелось оставить себе кусочек Петера Адлера. Я мечтала о ребенке от тебя… Пожалуйста, не сердись на меня, дорогой… Мне кажется, что я, возможно, забеременела.
— О, Илона! — Его глаза вспыхнули таким светом, что слезы невольно потекли по ее щекам. — Такого великолепного, такого ошеломляющего известия мне еще не доводилось получать. Но… ты уверена?
— Абсолютно уверена, — задыхаясь от счастья, произнесла она. Никогда прежде у нее не бывало задержки в три недели. К тому же груди ее набухли, и соски слегка покалывало. — Так ты не против?
— Против? Я в восторге! Но нам, наверное, надо быть осторожнее. Если мы будем продолжать вести себя, как сегодня, это вряд ли принесет пользу ребенку. Давай, я помогу тебе подняться. Тебе нужно сесть, а еще лучше лечь. Отдохни, а я пока накрою на стол.
— Подожди, Петер, — прошептала она, прижимая его к себе. — Пока никакой опасности нет — ведь ребенок еще совсем крошечный. И у нас еще будет время друг для друга.
— Ты уверена?
— А ты уверен, что действительно любишь меня, что это не просто секс?
Он нежно погладил ее по щеке.
— Отныне я всегда буду с тобой. Даже тогда, когда ты окажешься там, в клинике.
— Правда? И ты не рухнешь в обморок прямо в родильном зале?
— Никогда! — самоуверенно заявил он. — Главное, чтобы ты была спокойна…
Опираясь на его руку, чтобы подняться на ноги, Илона незаметно вздохнула. Ради его сына, — а она почему-то не сомневалась, что это будет мальчик, — она готова выдержать любые физические муки. Что же касается Петера… У нее не было уверенности, что ему стоило присутствовать при родах — ведь зрелище чужих страданий невыносимо для чувствительного сердца.